Достигнув окраины города, Рэн кивнул лорду Айвилю:
— Открыть ворота. Трупы сжечь в поле.
Мужчины без промедления принялись грузить тела на телеги, женщины взялись за мётлы, дети подхватили вёдра и помчались к колодцам.
Толпа желающих попасть в Фамаль оживилась, услышав долгожданный скрип городских ворот. Путники бросились складывать установленные возле тракта палатки. Возницы залезли на козлы, защёлкали кнутами. Купцы побежали вдоль вереницы кибиток с грузом, хлопая в ладони: «Не отставать! Не отставать!» Всадники сломали очередь и понеслись вперёд, огрызаясь в ответ на ругательства и угрозы.
Въехав в столицу, люди потеряли дар речи и лишь крутили головами, раззявив рты. Немного придя в себя, стали расспрашивать горожан, что тут произошло.
Одни отмалчивались, другие отвечали:
— Заварили кашу, теперь расхлёбываем.
Заметив телегу с трупами, коробейник вцепился в ворот рубахи и обратился к бабе, смывающей с двери кровь:
— За что их?
— За длинный язык.
Увидев собрата, лежащего с перерезанным горлом возле корчмы, купец окликнул мастера, вставляющего стекло в оконную раму:
— За дело хоть?
— За дело, за дело, — кивнул тот, постукивая молотком по штапику. — Возомнишь себя пупом земли — ляжешь рядом.
Народ наконец-то понял, что гордое сердце короля никогда не удовлетворится ничтожной ролью, жалкой долей и половинной властью.
В храме Веры толпились монахи, религиозные служители, попрошайки и горожане, нашедшие здесь убежище, как только пролилась на улицах первая кровь. Взирая на ангела-спасителя, Святейший отец читал молитвы на церковном языке. От долгого стояния у людей деревенели ноги, от духоты тошнило, от дыма факелов слезились глаза. Служки бесшумно сновали между рядами, держа кувшины с вином. Присутствующие делали по глотку: запасы вина иссякали.
Вдруг с грохотом распахнулись двери. Король въехал в зал и направил коня по узкому проходу. Оборвав молитву на полуслове, Святейший отец резко обернулся. Серебряные кольца на чёрном одеянии испуганно звякнули, капюшон сполз с головы, открыв взору длинные седые волосы и проплешины на висках.
Перестук копыт затих — конь остановился перед трибуной, воздвигнутой на помосте. Не сумев прочесть на лице короля ни мыслей, ни чувств, Святейший отец невольно поёжился и, сложив на животе руки, спрятал ладони в широкие рукава.
Люди зашевелились. Несмело потянулись к выходу. Но кто-то ускорил шаг, и все как один побежали, толкаясь и наступая другим на пятки.
— Вы считаете, что Бог существует на самом деле? — спросил Рэн.
Эхо его голоса заметалось от стены к стене, ударяясь в картины, рассказывающие о конце света и страданиях грешников в преисподней.