Малика села на стул, сложила руки на столе:

— Вилар хочет, чтобы я стала его женой.

Мун придвинул к ней плетенку с плюшками:

— Ты сказала, что у вас не будет детей?

— Сказала.

— А то, что будешь видеть серый мир?

— Сказала.

— А то, что он не сможет жить без тебя?

— Он меня не слышит.

— Ты сказала, что любишь Адэра?

Малика вскинула голову.

— Как я могу это сказать? Как я скажу ему, что эта любовь убьет меня, и он все свои последние дни будет проклинать Адэра? Как я могу позволить ему ненавидеть человека, которого люблю? Я люблю в нем всё! — говорила она, хлопая ладонями по столу. — Мятую рубашку и грязные сапоги. Как он держит руль, как поправляет воротник, как смотрит на огонь, как потирает подбородок. Я люблю, когда он злится. Когда протыкает меня взглядами. Я люблю и ненавижу!

Мун выглянул в коридор, закрыл дверь:

— Тише… Малика…

— Ненавижу, когда в его постели кто-то, — говорила она, колотя кулаками по крышке стола. — Ненавижу, когда он приходит довольный, как кот. Я хочу разорвать, растоптать, уничтожить! Хочу прижаться лбом к его лбу: посмотри на себя! Увидь себя насквозь, как вижу я! Почувствуй то, что чувствую я! Он станет жалеть меня, но мне не нужна его жалость!

Мун притянул ее голову к груди:

— Тише, милая, тише…

— Я люблю его и ненавижу. Разве так бывает?

Мун погладил ее по спине:

— Не знаю, Малика.