Настало полнолуние, но я не доставил к Нант-Ддуу ни меча, ни жертвы. Я ждал, что Нимуэ станет мстить, но нет, все было тихо. Спустя неделю после полнолуния люди праздновали Белтейн, а мы с Кайнвин, покорные воле Морганы, не стали гасить огней и дожидаться, пока зажгут новые. Но на следующее утро к нам зашел Кулух с головней нового огня и швырнул ее нам в очаг.

– Хочешь, я съезжу в Гвент, Дерфель? – спросил он.

– В Гвент? – не понял я. – Зачем?

– Прирезать эту жабу Сэнсама, вот зачем.

– Он мне не докучает.

– До поры до времени, – проворчал Кулух, – но он еще свое возьмет. Не представляю тебя христианином, хоть убей. Небось совсем другим человеком себя чувствуешь?

– Да нет.

Бедняга Кулух! Он всей душой радовался, что Кайнвин поправилась, но проклинал сделку, что я поневоле заключил с Морганой. Кулух, как и многие другие, недоумевал, с какой стати я просто-напросто не махну рукой на обещание, данное Сэнсаму. Но я боялся, что тогда недуг Кайнвин, чего доброго, вернется, и хранил верность клятве. Со временем послушание вошло в привычку, а когда Кайнвин умерла, я понял, что не стану нарушать обета, пусть даже и свободен ныне от его пут.

Но в тот день, когда новый огонь согрел холодные очаги, так далеко в неведомое будущее мы не заглядывали. День выдался ясный, солнечный и благоуханный. Помню, в то утро мы купили на ярмарке гусят: думали, запустим их в маленький прудик за домом, внукам на забаву. А потом я пошел с Галахадом в амфитеатр и потренировался немного с громоздким щитом. Никого, кроме нас, на арене не было: копейщики в большинстве своем еще приходили в себя после разгульной ночи.

– С гусятами это мы зря затеяли, – посетовал Галахад, гулко ударяя в мой щит древком копья.

– Отчего бы зря?

– Вырастут – хлопот не оберемся. Гусь – птица злющая.

– Чушь, – отмахнулся я. – Гусь – птица вкусная.

Тут нас отвлекло появление Гвидра: Артур требовал нас к себе. Мы неспешно зашагали обратно в город и обнаружили, что Артур отбыл во дворец епископа Эмриса. Эмрис восседал в кресле, а Артур, в штанах и рубахе, склонялся над огромным столом: на усыпанной опилками поверхности епископ загодя подсчитал копейщиков, оружие и лодки. Артур поднял глаза. Долю мгновения он молчал: помню, его седобородое лицо показалось мне непривычно суровым. Наконец Артур произнес одно-единственное слово:

– Война.

Галахад перекрестился, а я, по-прежнему верный былой привычке, тронул рукоять Хьюэлбейна.

– Война? – переспросил я.

– На нас идет Мордред, – отозвался Артур. – Прямо сейчас! Мэуриг дал ему дозволение пройти через Гвент.