Лягушки ещё находились в спячке. И потому двигались медленно. А кроме того, без каких-либо звуков. Никаких знакомых «ква-ква», никакого всплеска. Только пугающее прикосновение холодных пальцев, которые со всех сторон обняли запястье Великана.

Нинсон выдернул руку из воды. Зашелестел камыш. Плеснули отброшенные лягушки. Ингвар упал на задницу, соскользнув ногой в воду.

В этот момент вся усталость последних трёх дней, вся беспросветность голода и холодной ночёвки ударили по нему. У Великана не было сил подняться. Да и не хотелось.

Он дремотно задумался о том, а чего бы хотелось.

Что-то ведь имелось такое, что не продиктовано жёсткой необходимостью и крадущимися по следу Красными Волками?

Ничего не приходило на ум.

Разве что уснуть в пахучем гнезде попон, к которому он так привык. Под мерный рассказ Тульпы о подвигах легендарного колдуна, о рунах, о знаках, раствориться в её косой усмешке и светящихся глазах. Больное колено под её руками словно наполнялось густым и тёплым маслом, снимающим боль и усталость, излечивающим от всего.

Старый пруд. Прыгнула лягушка. Всплеск воды.

Старый пруд. Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине.

Старый пруд заглох. Прыгнула лягушка. Слышен тихий всплеск.

Или проснуться от этого кошмара под выцветшим стёганым одеялом, обнять Лонеку, понюхать её волосы. Наполниться тёплым и родным запахом женского тела. Удивиться тому, что это она здесь, в кровати, когда недалеко от замка, на ярмарке, обосновалась знаменитая гадалка Ятона. Лонека всегда живо интересовалась этой темой.

Великан улыбнулся… Закрыл глаза… И сразу же уснул.

Он понял, что отключился совсем ненадолго. Последнее облако, которое он видел, в форме тарелки с картошкой, уплыло всего минут на пятнадцать — двадцать.

Его разбудили ритмичные тычки в бок.

Великан медленно повернул голову. Караковый конь по имени Джо копал носом сумку. Раскрыл её, осторожно отгрызя хлястик с пряжкой. Выкатил содержимое, поддев носом. Добрался до мешочка с апельсиновыми корками. Прижал копытом, растрепал завязки и теперь методично хрумкал. Каждый раз доставая лакомство, он бодал Ингвара.

Замечательное животное, хотя по всему видно, старое. Лет двадцать ему уже было. Но это самый настоящий жемайтец. И в молодости такой скакун стоил бы несколько талантов. Несмотря на короткую по лошадиным меркам жизнь и небольшие размеры, жемайтцев ценили за обучаемость и почти сверхъестественную выносливость.

Но ещё пуще за сочетание отваги с кротостью. Тогда как обычным спутником отваги становилась или беспросветная тупость, или агрессивная буйность. Это утверждение было справедливо и для людей.