— Марафонец, принёсший весть согражданам, был тэра?

— Скорее, просто человек, — устало отозвался ведущий. — Выносливость тэра — это качество сознания, помогающее выполнить основные задачи. Не более. Ты ж знаешь, при должном настрое и лошадь с развороченной взрывом грудью бежит.

— Значит, в отличие от людей, изнашивающихся как ботинки, вы перегорите как лампочки. Но у всех есть шанс работать до последнего. Главное — настроиться.

— Именно, — качнулся Стоян. — Всегда и во всём главное — настроиться. На победу. На поражение. На работу до конца. На жизнь. И на смерть.

— Понятно. — Михаил прикрыл глаза. Дубок клонился от ветра. Тонкие тревожно звенящие листочки не выдерживали порывов и срывались с веток. — Значит, сейчас Яромир настроен на смерть? И никто и ничто не может ему помочь?

Стоян посмотрел на него внимательно и неопределённо протянул:

— Кто знает… Кто знает…

Михаил сгорбился, сунул руки в карманы и спросил:

— А если как-нибудь силу передать? Кровью, например. Моя однажды помогла…

— Твоя кровь помогла твоему же ведомому, — потёр уставшие глаза Стоян. — А они на неё настроены. Кровь ведущего их и с того света поднимет — бывали такие чудеса. Чудо то, что он на тебя настроился… Ну да это загадка для магов, не для нас. Но для Яромира кровь Отца или кого-то из нас ничего особенного не значит. Она не несёт ему важного чувства привязанности. Понимаешь?

Михаил кивнул. С самого начала он чувствовал, что дело не только в составе и силе крови донора, но и в том — на что и на кого настроен реципиент. Подтверждение догадки не принесло радости. Разум лихорадочно искал способ восстановить Яромира или дать ему желание жить. Он уже знал, что способ есть, додумывался даже, что сам имеет к нему прямое касательство. Иначе бы Стоян говорил об этом не с ним. Да и знакомы показалось интонации этого странного «кто знает». Так же Яромир спрашивал о том, есть ли у него магические силы. Спрашивал, уже догадываясь, что нечто важное кроется в собеседнике. Но давить себе не позволял. Спрашивал, будто намекал, что неплохо было бы признаться. И не более.

Прошедший внутри шквал растрепал дубок, взъерошив ветки. Михаил успокоил дыхание и сердцебиение, смиряя разбушевавшуюся стихию, и окинул мысленным взором мешанину листьев. Среди пятен светлых и тёмных тонов искал маленькое сокровище, единственно способное помочь в эту минуту. И он его нашёл. Крохотный шарик жёлудя, только набирающий крепость стенок и вес зрелого плода, скрывался под листьями от ветра и стороннего взгляда.

— Есть! — сказал Михаил и открыл глаза. Повернулся к Стояну: — Ты говоришь — кто знает?