Волк прижал уши и прыгнул. Хрийз не успела воткнуть кинжал, она вообще ничего не успела, даже 'мама' вскрикнуть — мощные челюсти впились в предплечье, мгновение, удар затылком о лёд, а сверху — тяжеленная туша; Хрийз била кинжалом наотмашь, не понимая, попадает или нет, и в какой-то миг ей остро, жадно, до потери сознания захотелось, чтобы эта тварь наконец сдохла.

И вновь сквозь тело прошёл разряд бесконечного тока, отзываясь на страстное желание обезумевшего разума.

&nb4sp; Волна смерти разошлась кольцом, захватывая всё, что попадалось на пути. Всё живое. Хрийз чувствовала, как замирают, останавливаясь, их сердца — не только волков, но и тварей в глубине и ночных стервятников, круживших в небе. Всех, оказавшихся рядом. Хрийз словно бы смотрела сверху на саму себя и на то, что сама же и выпустила: смерть, стремительной волной расходившуюся во все стороны.

К Жемчужному Взморью. К междугородним ледовым трассам. К Островам, скрывавшимся за горизонтом. К морскому дну и зарывшимся в донный ил рыбам. К звёздам, равнодушно глядевшим с небес…

Бесконечный магический ток внезапно схлынул в никуда, пропал, будто его и не было. Резко и сразу обрушился купол черноты, обрубившей сознание.

А потом пришла боль.

Пошёл снег. Косые колющие строчки, пока ещё редкие, ложились на лицо и не спешили таять. Боль накатывала волнами, рождая хриплый воющий крик. Надо было как-то спихнуть с себя тяжёленную дохлятину, перетянуть руку, посмотреть, что с ногой, в которую, кажется, тоже успели вгрызться… Сознание держало это где-то за барьером боли, тусклыми вялыми вспышками. Боль забивала всё.

В какой-то момент Хрийз поняла, что зовёт бабушку, как маленькая… Когда-то давно въехала на велосипеде в угол дома и сильно разбила голову, тоже было очень больно, и бабушка промывала затылок и упрашивала потерпеть, но слёзы не останавливались. Тогда рядом была бабушка. А здесь? Никто не спасёт, никто не знает, где ты и что с тобой, никому не нужна.

— Бабушка, — простонала Хрийз сквозь слёзы. — Бабулечка…

Где-то далеко, на расстоянии, которое не измерить шагами или километрами, пожилая женщина смотрела в зеркала. Огоньки свечей, обыкновенных церковных, стояли неподвижно, истекая оранжевым теплом.

— Ба…

В безжалостном пространстве вздрогнула и зазвенела невидимая струна. И почти тотчас же оборвалась, будто её перерубили по чьей-то злой воле. Свечи выгнулись, полыхнули с переходом в ослепительную белизну и угасли. Резко, рывком, вернулись холод и боль. В темноте, пропахшей мокрой шерстью, мочой, замёрзшей кровью и страхом, валил ливневой снег. Рядом, совсем рядом Хрийз разглядела сотканную из мрака тёмную фигуру человека, только понять было невозможно, кого именно — моревича или берегового.