— Поэтому я и сказал, что надеяться на твое снисхождение с моей стороны неприемлемо.
Ийсара чувствовала, что дрожит, несмотря на теплую шаль.
— Ясно, — сумела выдавить она. Больше всего на свете она боялась, что Мальстен сейчас решит ее утешить и приблизится к ней. Боялась — и желала этого не меньше.
Мальстен не подошел.
— Я не вправе просить твоего прощения. Но хочу, чтобы ты знала: мне искренне жаль, если я причинил тебе боль, — сказал он.
Ийсара не ответила. Она стояла, буравя его взглядом, и знала, что разрыдается, если произнесет хоть слово. Мальстен подождал некоторое время, стойко выдерживая ее взгляд, затем тяжело вздохнул и кивнул.
— Мне жаль, Ийсара, — повторил он, после чего развернулся и зашагал прочь.
Ийсара стояла, глядя ему вслед, и надеялась, что он чувствует, как ее взгляд прожигает ему затылок. Она желала, чтобы он солгал, что не контролировал ее тело, и сейчас его настигла бы расплата за применение нитей. Каждый его ровный шаг, казалось, причинял боль Ийсаре, а она искренне желала, чтобы боль испытал Мальстен Ормонт. Чтобы мучился, просил пощады, а после — просто исчез вместе с той самой женщиной, которая живет в обоих его сердцах.
Дрожь волнами прокатывалась по телу Ийсары, а глаза и щеки обжигали горячие беззвучные слезы. Она ненавидела себя за то, что плачет из-за данталли, который отверг ее — и еще большей подлостью с его стороны было говорить с таким уважением. Ни одного слова Ийсара не могла назвать мерзким, ни одно обвинение Мальстена в его собственный адрес не могла счесть лживым и наигранным. Оставшись верным себе, он был предельно честен, и это ранило так больно, что вынести это было почти невозможно.
— Ненавижу… — прошептала Ийсара едва слышным шепотом.
Ненависть оказалась ее щитом. Холодная, чистая, почти сияющая. Лишь благодаря этой ненависти Ийсара убедила себя устоять на ногах и собрала остатки сил, чтобы не упасть на землю и не дать рыданиям полностью поглотить ее.
Она нашла в себе силы развернуться и зашагать в сторону своей палатки, а вскоре даже перейти на бег. Ийсара влетела в собственную палатку, бросилась на кровать, вспомнив о том, как ночевала во дворце с Мальстеном на шикарной постели с балдахином.