— Ты ведь ненавидишь этот мир, — выпалила она и закусила губу.
— Почему? — перебила ее Люция, заглядывая в глаза. Но та опешила и стала подбирать слова, бормоча под нос. Металась глазами, раздумывая над ответом.
— Он столько страданий тебе причинил, — неловко пробормотала она, убирая руки. Фурия послушно подставила локоть для перевязки.
— Ну и что? — пожала Люция плечами. — Я люблю этот мир. Очень люблю. Он чертовски прекрасен и изумителен.
— Но ведь, — Ева поджала губы и заставила себя замолчать. Понять, просто понять, а не спорить. Хотелось напомнить Люции и мучения до получения крыльев, и тяжелые тренировки, и войну, и пытки. Но Ева вспомнила горящие глаза молодой фурии и то, с каким остервенением и уверенностью она твердила, что она и есть — совершенство. Она кричала миру, что сам Бог позавидует ей. Разве мог он позавидовать ее судьбе? Или потому и мог, что она видела его же мир совсем иначе?
— Что «ведь»? — грустно усмехнулась Люция, искоса наблюдая за Евой. — Разве у меня есть другой мир? Мне не с чем сравнить, а значит, этот — самый ужасный из всех, самый прекрасный из всех, — она впервые улыбнулась так тепло и умиротворенно. — И моя жизнь самая чудовищная на свете. Самая удивительная на свете. Потому что другой у меня нет.
— Даже без крыльев? — прошептала Ева, поднимая глаза к синему-синему небу.
— Даже без крыльев.
— Даже если больно и горько? — нахмурившись, спросила она.
— Даже если больно, горько, обидно и невыносимо, — Люция кивнула и усмехнулась краешком губ. — Каким бы чудовищным местом ни был этот мир, он привел меня сюда. В это место, в это время, к этим людям, к этим событиям. И, знаешь что? — она нарочно повернула Еву к себе за подбородок.
— Что? — пробормотала она, пытаясь осмыслить ее слова.
— Все было не зря. Я всю жизнь делала то, что считала правильным. Я, может, и умираю, но понимаю, что и это тоже правильно, — хмыкнула она.
— И тебе совсем не жалко? — Ева сглотнула подступивший к горлу комок слез. — Тебе совсем не страшно умирать?
— Я больше не нужна этому миру, — равнодушно пожала плечами Люцифера. Ева дернула носом, всхлипнув, подбородок задрожал. — Ну-ну, не плачь, таракань. Мы все умрем, когда перестанем быть нужными для остальных.
И Ева хотела закричать, что фурия нужна ей, всем нужна, но у нее получилось только горько-горько разрыдаться.
***
Кошки вдвоем отлично справлялись с охотой и готовкой. И вечно болтали, нервируя Люциферу. Химари изо дня в день рассказывала коту о войне, о ее встрече с Люцией и Евой, о мести, о гейзере Ши. А кот покорно слушал, хоть и без нее прекрасно все видел собственными глазами. Они собирались уйти на другой конец империи, к морским храмам, к детям - и были поглощены воспоминаниями о них.