Ева непонимающе наклонила голову, ожидая пояснений. Химари подняла на нее пурпурные довольные глаза.

— Я всегда верила, что мир нельзя трогать, — грустно отозвалась она и поджала губы. — Терпела, когда убивали отца и мать, моих слуг и друзей. Терпела, когда сменялась власть. Терпела бои с женщиной, которую ненавидела. Терпела брак по расчету. Старалась, — она пошкрябала кончиком чистой иглы по подбородку. — Знаешь, словно слон в посудной лавке - старалась ничего не задеть. Но это невозможно. И я мечтала, училась, влюблялась, заботилась о детях. А потом, как неуклюжий слон, обрушилась на всю свою жизнь — война, тюрьма.

Химари пожала плечами, тепло щурясь на лучи солнца, пробиравшиеся сквозь черные ветки. Мурлыкнула себе под нос.

— Моя идея недеяния рухнула, как колосс на глиняных ногах. И поняла я это только с приходом Люции, — задумчиво протянула кошка, глядя на серо-синее небо, объятое ветрами. — Нужно жить в движении, а не созерцании — вот, что я поняла. Если бы не Люция, я бы предпочла умереть среди волков, но я боролась, я выжила. Если бы не она, я не смогла бы простить себе, что начала колоссальную войну. Я не смогла бы быть счастливой. Если не радоваться миру, то зачем вообще жить?

Ева улыбнулась. Пожалуй, зря она тревожилась об их отношениях, они даже лучше, чем хотелось бы.

— Когда Люция забрала меня из дворца, — смущенно начала Ева. Запнулась, поняв, что ее переживания и прошлое — пустое, ненужное, лишнее для кошкиных ушей. Но кошка смотрела на небо, а белые пушистые ушки были повернуты к паучонку. Вся во внимании. И Ева осмелилась продолжить. — Когда она забрала меня, я боялась ее. Она была такой странной. У нее были странные требования, и она никогда ничего не объясняла и ничему не учила. Она даже не пыталась быть доброй. Командовала, когда ее лечить, когда молчать, когда спать, когда собирать дрова. Она выдрессировала меня под себя, и больше ничего, — Ева пожала плечами. — Если я уставала и ныла, то она шла позади меня и пинками гнала вперед. А если я уставала идти, но терпела, то она несла меня на спине, — паучонок тепло улыбнулась, невольно поерзав. — Она отучила меня жаловаться. Я захотела быть хоть немного, но похожей на нее.

Кошка мурлыкнула и пряднула ушами.

— Люцифера вдохновляет самого генерала, — протянула она. — Уж он-то крепкий орешек. Только я тебе ничего не говорила, — подмигнула кошка Еве.

— Вот только, — замялась Ева, вертя в руках пустой пузыречек.

— «Вот только» что? — Химари обернулась к ней.

— Я не смогла понять, почему она убила всех этих людей. И не понимаю, почему мы идем убивать императрицу, — пробурчала Ева, нахмурившись. — Неужели нельзя решить миром? Зачем мстить?