Ромашов купил хлеба, бутылку лимонада и съел буханку хлеба прямо на крыльце магазина, с трудом разжевывая плохо пропеченное тесто и жадно запивая приторно-сладким лимонадом. Вернулся за второй буханкой и второй бутылкой, взялся за них, но теперь ел без спешки. Пришлось распустить ремень на брюках, чтобы не давил.
Конечно, от такого месива мог разболеться живот, но необходимо было обрести спокойствие и несколько «заземлить» себя.
Продавщица таращилась в окошко, аж рот открыв от любопытства, – Ромашову это было безразлично.
Наконец он наелся, почувствовал, что может передвигаться без опаски, и побрел к трамвайной остановке. Одновременно с ним прибыл сорок третий номер.
Ромашов вошел во второй вагон, сел сзади в углу, закрыл глаза. Неудержимо тянуло в сон.
Ехать до Бакунинской долго. Он вполне успеет поспать…
Как бы не проспать. Может, кондукторшу попросить, чтобы предупредила, когда подъедут?
Он даже не успел додумать это до конца, как кондукторша взглянула на него и буркнула:
– Я и так остановки объявляю.
Получилось? Или это случайность?
Ладно, прежде всего отдохнуть, а проверить он еще успеет.
С наслаждением закрывая глаза, Ромашов успел подумать, как же это замечательно, что он все же решился приехать в Сокольники! Теперь он отчетливо понимал, что прошлого не существует и с ним можно не считаться. Прошлое – тлен… Ясно как лимонад!
Пыль на площади перед заводом Михельсона прибил недавний дождь, а грязь истоптали сотни ног.
Гроза топтался недалеко от проходной – у крыльца бывшей монопольки[65], размеренно швыряя камушки в ее крест-накрест заколоченную дверь. Доски густо поросли пылью: с тех пор как с началом войны с Германией торговлю спиртным запретили, лавку так и не открывали. Да и надобности в том не было: что до революции, что после нее существовала масса мест, где можно было купить бутылку самогона, коньяку, вина и даже шампанского. Гроза знал об этом потому, что в Сокольниках, всего лишь через улицу от их дачи, подпольная торговля процветала вовсю. Он почему-то вспомнил, как после Октябрьского переворота солдаты нашли на товарной станции цистерны со спиртом и тонули в них, перепившись.
Площадь была безлюдна: митинг начался с полчаса назад. Только шофер, который привез Ленина, читал газету за рулем своего автомобиля, да подремывал на козлах крытого черного фургона тощий возчик в потертой солдатской шинели и низко надвинутой на лоб фуражке, какие носили рабочие. Поднятый воротник шинели и козырек фуражки скрывали лицо с обвисшими брылами и покрасневшими глазами.