Миссис Тигхе, родившая нескольких детей, как вполне здоровых, так и мертвых, сразу же поняла, в чем дело, и сказала:

– Месье, скоро роды. Не нужно вам здесь находиться. Я пошлю мальчика за врачом.

Несмотря на все уговоры, Амос не ушел, а уселся на пол у кровати. Он потянулся к руке любимой, но та ударом отбросила его руку. Когда Эвангелину не мучили схватки, они слушали шум дождя. Гроза все усиливалась, но роженицу звуки за окном лишь успокаивали, напоминая о существовании окружающего мира.

Услышав о предстоящих родах, Пибоди прищелкнул каблуками и велел всем членам труппы следовать в таверну Мейсона, чтобы отпраздновать это событие. Вот только таверна оказалась закрытой из-за того, что воды залили винный подвальчик. Пибоди решил обосноваться в большом зале таверны Кука, стоявшей на возвышении. Выбеленные стены и мощные коричневые балки под потолком придавали комнате уюта. Эль лился рекой. Циркачи расселись на стульях, для удобства подложив под себя мягкие подушечки, и наблюдали, как улицы превращаются в болото, а потом заливаются потоками воды. Они ждали. Ребенок Эвангелины не спешил увидеть свет дня.

Послали за врачом. Сын миссис Тигхе побежал вниз по течению реки по направлению к Вэксхоз, где стоял дом врача. Мальчик застал доктора за работой: тот обкладывал свой дом мешками с песком. Его супруга лоханью выливала из окон речную воду. Мальчик передал просьбу матери.

– Женщины испокон веков рожают без чьей-либо помощи, сынок, – смахивая дождевые капли с лица, произнес врач. – А вот обложить дом мешками с песком – другое дело. Домам нужна мужская забота. Всего хорошего!

Уровень реки продолжал повышаться. Днем большие бочонки из таверны Мейсона проплыли мимо окон таверны Кука. Сквозь щели в полу начала просачиваться вода. Циркачи заткнули щель под дверью тряпками, навалили сверху мешки с песком, подперли дверь столами. Пибоди, полулежа на тахте, наблюдал, находясь в относительной безопасности, за ливнем. Бенно и Мелина сидели на стульях, а пол под ними заливала вода. Мелина попросила акробата сходить проверить, как там Амос.

– Подозреваю, рад мне он не будет, – отозвался Бенно. – И что мне ему сказать?

Акробат старался держать равновесие, стоя на пятках и мрачно взирая на все прибывающую воду.

Ближе к вечеру утонул Орен Мапотер, сын местного шляпника. Течение снесло его тело на десять миль и прибило к берегу у Пайнвилла.

Вечерело. Эвангелина безвольно распласталась на матрасе, вся покрытая потом, который имел запах железа и соли. Она до крови искусала себе губы. Амос, забравшись на кровать, гладил пальцами ее по щекам. Губы женщины двигались. По-видимому, она хотела его поблагодарить, но не смогла. Лицо Эвангелины исказилось. Одиночество проникло в нее вместе с тревогой. Амос скрипел зубами от бессилия. Если она умрет и заберет с собой их ребенка, как он будет жить? Если она умрет, оставит ему младенца, сможет ли он вырастить их дитя? У ребенка, возможно, будут ее глаза. Ребенок, быть может, будет немым. Сможет ли он полюбить дитя, убившее Эвангелину?