Ночью погиб скот на ферме Ставишей. Коровы и свиньи сгрудились в углу хлева, пытаясь вырваться на свободу и спастись. Под напором воды и животных хлев развалился, похоронив под собой своих обитателей. Те, кто выжил, представляли собой любопытное зрелище. То и дело по Шуге-Крик проплывали телки, держа морды над водой в отчаянной попытке не захлебнуться.

В речке, рядом с трупами скота, плавало тело Юстаса Вайлдера, местного пьянчужки, который накануне своей гибели коснулся губами руки Эвангелины. Он вышел на крыльцо своего дома, прокричал что-то грозе, сделал шаг и упал в воду. Его лысая голова выглядывала из воды, посверкивая в лунном свете, пока река несла его, словно бревно. Пресвитерианская церковь, не выдержав, рухнула. Церковные скамьи ударялись о стены здания суда так, словно были не тяжелее спичек. По улицам Шарлотта поплыли церковные книги.

На второй день затяжных родов Эвангелина ничего не ела, даже не пила. Мелину послали наверх с хлебом, но еду не приняли. Посудомойка, опасаясь, что неподмокшей муки скоро не останется, принялась выдавать всего по несколько галет на руки. Циркачи перебрались теперь на столы. Пибоди занял барную стойку.

Амос, сидя на кровати подле Эвангелины, гадал на картах. То, что он видел, мир его душе не приносило, но молодой человек не мог побороть в себе желание создать иллюзию того, что все будет хорошо, поэтому стал выбирать из колоды те карты, что предвещали удачу. Карта, символизирующая собой счастье, легла рядом с головой Эвангелины, а с изображением дома – у ее ног. Он думал о том, как жил до нее, – о годах, проведенных в лесу.

Ночью гроза утихла. Вода в Катобе и прочих речушках схлынула так же стремительно, как и прибывала. Последняя молния на небе сверкнула как раз в тот момент, когда родилась девочка – маленькая, молча моргающая глазенками. Отец смотрел на малышку с красным сморщенным личиком, с волосиками, такими же темными, как у ее матери. Широко поставленные, словно у животного, глаза смотрели на него. Амос ощущал тяжесть воздуха, чувствовал, как его сердце замедляет удары, входя в унисон с сердцебиением новорожденной. На темечке у девочки пульсировала жилка, и Амос подумал, как замечательна и в то же самое время хрупка жизнь. Если бы Эвангелина оставалась в сознании, она бы заметила, как Амос исчезает, сливаясь с обоями на стене, растворяясь во взгляде ребенка, у которого еще не было имени. Впервые он исчезал, переполняемый радостью.

Ночевавшие в большом зале таверны Кука проснулись. Стулья, которые прежде таскала туда-сюда вода, теперь лежали на полу. Бенно слез со своего убежища, располагавшегося почти под балками потолка. Пибоди ступил обутой в сапог ногой на разбухшую от влаги доску пола. С помощью Мейксела миссис Тигхе вытащила из-под двери тряпки, убрала мешки с песком и столы, прежде помогавшие двери противостоять напору постоянно прибывавшей воды.