— Я… я не помню, — отвечаю я.

— Ох, бедняжка, вы так бледны, — говорит леди Денби. — Я понимаю, трудно такое пережить… узнать, что вас одурачила та, кого вы считали подругой. Да еще и мисс Хокинс заболела. Это должно быть слишком сильным потрясением.

— Да, благодарю вас, — бормочу я. — Я действительно неважно себя чувствую.

— Бедняжка, — снова мурлычет леди Денби. — Саймон, будь джентльменом, помоги мисс Дойл.

Саймон берет меня под руку, чтобы проводить из гостиной.

— Мне невыносимо слышать, что у Энн такие проблемы, — говорю я.

— Но если она представилась не той, кто она есть на самом деле, то и получила по заслугам, — возражает Саймон. — Никому не нравится быть обманутым.

А не обманываю ли я Саймона, позволяя ему считать меня простенькой английской школьницей? Не сбежит ли он куда глаза глядят, если узнает всю правду? Не сочтет ли, что я сознательно ввела его в заблуждение? Если держишь что-то в тайне, то это создает такую же иллюзию, как и сознательно разыгрываемый спектакль.

— Я понимаю, что прошу слишком много, мистер Миддлтон, — говорю я. — Но возможно, вы смогли бы удержать вашу матушку от визита к миссис Уортингтон до тех пор, пока я не найду возможность поговорить с мисс Брэдшоу?

Саймон одаряет меня улыбкой.

— Сделаю, что смогу. Но вам следует знать, что если уж моя матушка взялась за что-то, вы едва ли сможете сбить ее с курса. И мне кажется, она положила глаз и на вашу персону.

Наверное, мне следовало бы почувствовать себя польщенной. Да так оно и есть, слегка. Но я не могу отделаться от ощущения, что для того, чтобы быть любимой Саймоном и его семьей, мне нужно быть совершенно другой девушкой, и что если они узнают меня — по-настоящему меня узнают, — они не станут относиться ко мне так тепло.

— А что, если она разочаруется во мне?

— Я бы никогда в вас не разочаровался.

— Но что, если она узнает обо мне что-то… что-то неожиданное?

Саймон кивает.

— Я знаю, что это такое, мисс Дойл.

— Знаете? — шепчу я.

— Да, — пылко отвечает Саймон. — У вас на спине — горб, который появляется только после полуночи. Но я унесу вашу тайну с собой в могилу.

— Да уж, сделайте одолжение, — говорю я, улыбаясь и стараясь незаметно сморгнуть слезы, набежавшие на глаза.