Теперь Доминику стало ясно, почему у Брендана было такое хорошее настроение после всего этого кошмара, в котором они оба участвовали. Тяжкое сомнение, томившее его душу, рассеялось, он вновь обрел надежду, что чудесные исцеления и внезапно возникающий свет — все-таки явления божественного происхождения, а не результат экзотической инфекции. И, хотя он и заявлял, что не усматривает никакой связи между этими событиями и религией, в глубине души он отказывался верить в то, что чудесный дар получен им не от Бога, а как побочный эффект жизнедеятельности неразумного вируса, сотворенного человеком. И, отбросив такую возможность, он вздохнул с облегчением, вновь обретя способность радоваться жизни, шутить, несмотря ни на какие разрушения в гриль-баре, и втайне лелеять надежду, что Бог существует и творит чудеса.

Доминику оставалось лишь завидовать, что ему не дано черпать мужество и силы из упования на Божий промысел. В данную минуту он был снедаем страхом перед опасностью и смертью, остальные его чувства притупились. Обнаружив сегодня вечером в себе эту нежелательную силу, он вынужден был пересмотреть свой взгляд на мир и свое место в нем, почти физически ошущая внутри своего организма всесильного паразита. Со временем он сожрет все, что составляло до сих пор суть Доминика Корвейсиса, и, заполнив собой опустевшую оболочку, станет жить под личиной человека по собственному усмотрению.

Он посмотрел на окружающих его людей. Фэй и Сэнди поспешно отвели взгляд, как при встрече с опасным человеком, Джек Твист, Эрни и Жоржа смотрели ему прямо в глаза, но не могли скрыть тревоги и даже страха, возникших теперь у них, и только Джинджер и Брендан, похоже, питали к нему прежние симпатии.

— Похоже, наступила ночь, — нарушил тишину Джек. — Завтра нас ожидает масса дел.

— Завтра, — сказала Джинджер, — мы узнаем больше, чем нам удалось узнать сегодня. Каждый день будет приносить нам новые открытия.

— Завтра, — счастливым и тихим голосом проговорил Брендан, — нас ждет величайшее откровение. Я это предчувствую.

«Завтра, — подумал Доминик, — все мы можем погибнуть либо пожалеть, что живы».

* * *

Полковника Леланда Фалькирка все еще терзала мигрень. Его новый дар — способность к самоанализу, обретенная им после потрясших его как эмоционально, так и психически событий полуторалетней давности, — подсказывал ему, что неэффективность аспирина в некотором смысле даже радует его: культивируя в себе головную боль, он, как и из всякой боли вообще, черпал из нее силу и энергию.

Лейтенант Хорнер ушел, оставив Леланда в его временном офисе одного, но полковник уже не ждал звонка из Чикаго, проклиная эту каморку под испытательным полигоном: ему позвонили вскоре после ухода Хорнера, и все до одной новости были плохие.