– По какому поводу вы устроили тут неонацистский праздник, господа? – спросила она тихо, но очень внятно.

И как всегда, когда она выступала в большом обществе, все вдруг замолчали, подтверждая этим молчанием ее правоту и право задавать вопросы. В ответ Толеф перешел на какие-то классические вариации, а Ури сполз со стула и растворился в толпе, выискивая глазами ускользнувшего куда-то Яна.

Чтобы придать смысл своим блужданиям по гостиной, он взял с буфета чистую чашку и направился к чайному столику. Оттуда он углядел широкие плечи и седой затылок Яна, застывшего у окна, за которым уже совсем стемнело.

Ури здесь больше нечего было делать, пора было убираться. Цель достигнута, горящая перчатка брошена к ногам противника, оставалось только ждать, на какие действия тот решится. Ури представил себя на его месте – он был бы уверен, что кто-то в гостиной за ним наблюдает. Небось, для того Ян и выбрал позицию спиной к залу, чтобы видеть в окне отражение каждого, кто вползет в поле его зрения.

Просчитав это, Ури попятился, смешался с потоком завершивших чаепитие, и, оставив чашку с недопитым чаем на буфете, выскользнул из гостиной. На пороге он все же не выдержал, обернулся и увидел, как мать приблизилась к Яну и взяла его под руку.

И только в этот миг он вдруг представил себе, что будет с ней, когда она узнает правду.

Клара

Клара

Когда Клара подошла к Яну и просунула руку ему под локоть, ни один мускул в нем не дрогнул. Ей даже почудилось, что у него остановилось сердце, такая странная неподвижность сковала его тело. Встревоженная, она потерлась щекой о его плечо и попыталась заглянуть в глаза, но в лице его тоже ни один мускул не дрогнул, словно он окаменел в приступе внезапного летаргического сна. Его немигающий взгляд был неотрывно прикован к темному окну, за которым не было ничего кроме исчезающих на горизонте последних бликов летнего дня.

– Эй, там, наверху! – шутливо прошептала Клара, стараясь скрыть внезапно охвативший ее страх. – В каких поднебесных высях вас носит? Не пора ли вернуться к нам, на землю?

Ресницы Яна дрогнули. Словно приходя в себя после глубокого обморока, он оторвал взгляд от окна и уставился на нее, не узнавая. Пытаясь и это обратить в шутку, она легонько постучала костяшками пальцев о его твердое плечо:

– Тук-тук-тук, это я, Клара! А ты кто?

Ян то ли вздрогнул, то ли встряхнулся, как собака, выходящая из воды:

– Я тот, которому внимала ты в полуночной тишине.

Клара засмеялась и накрыла его ладонь свободной рукой, – несмотря на то, что вечер был теплый, ладонь под ее пальцами оказалась совсем ледяная.