Светлый фон

Остаться на месте, игнорируя настойчивое предложение повернуть назад? Воображение мгновенно нарисовало апокалипсическую картинку: живой прилив подбирается к их ногам, вороны не останавливаются, упрямо лезут одна на другую – серая масса достигает щиколоток, потом коленей. – и вот уже на земле ворочаются две бесформенных груды, из-под которых доносятся приглушенные крики…

– Надо возвращаться, – сказал Кравцов мрачно. – Возвращаться и поискать другой путь.

– Нет. Назад я не пойду, – отрезала Ада. – Только вперед. Они нас пугают, но не посмеют тронуть…

Тут же одна из ближайших ворон – оставалось до них метра полтора, не более, – оглушительно каркнула. И немедленно, как по сигналу, закаркали остальные. От акустического удара заложило уши. Дальнейших слов Аделины Кравцов не услышал.

Казалось, птицы говорят: не пропустим! Не повернете добром назад – заклюем, но не пропустим!

Затем карканье смолкло – тоже как по сигналу. Но приближение не прекратилось.

Кравцов посветил вдаль, пытаясь прикинуть, на какую глубину простираются боевые порядки пернатой армии. Хотя его чисто рефлекторная попытка оценить численность противника смысла не имела – даже видимых отсюда птиц хватило бы, чтобы после получасовой работы клювами на земле остались два очищенных скелета.

Где кончается живое покрывало, Кравцов не увидел. Зато понял другое, поначалу незамеченное: фонарь начал светить дальше и ярче. Бывает иногда такое: батарейки обретают второе дыхание, перед тем как «сдохнуть» окончательно. Хотя едва ли к этому предмету, неизвестно как и зачем вынырнувшему из прошлого, применимы познания об обычных батарейках…

Процесс продолжался – поток света набирал силу, став почти таким же, как вначале. Но делу это помогло мало: птицы совершенно не пугались направляемого им в глаза фонаря.

В воздухе метнулся темный силуэт. Еще один. И еще. Началось… Но через секунду траектория полета пересеклась с лучом света – и ночной летун оказался не вороной. Рваный, зигзагообразный полет мог принадлежать лишь одному существу…

Летучая мышь! – понял Кравцов. И не одна!

В памяти мгновенно всплыли запись в тетради Пинегина-младшего, и светящиеся буквы на стене развалин, и собственный триллер о мутировавшей летучей мыши – первая вещь, написанная после многомесячного перерыва…

Что-то в этом всем было сокрыто важное и нужное – нужное как раз сейчас, но Кравцов не успевал понять и разобраться, что именно… То, что он затем сделал, ни в малейшей мере не основывалось на логике и размышлениях – и стало чисто интуитивным порывом.

Кравцов изо всех сил заорал: