– Тише! – одернула детей Людмила. – Прекратите эти глупые речи. Сейчас мы его уложим спать, а завтра он снова станет прежним папой.

– Ненавижу, ненавижу! – угрожающе шипел Егор, однако покорно позволил довести себя до кровати и уложить.

Пробуждение принесло невыносимые страдания. Олегов открыл глаза и прислушался. В доме царила полнейшая тишина. Он застонал и спустил ноги с кровати. Голова раскалывалась, мучительно хотелось пить.

– Воды, – чуть слышно произнес он пересохшими губами. Получилось нечто невнятное. – Воды, – повторил он более отчетливо. Но никто не откликнулся, не подал умирающему от жажды кружку с водой.

Олегов кое-как поднялся, нетвердой походкой доплелся до стола. Он был пуст, только посредине лежал лист бумаги, на котором было что-то написано. Олегов подался в сени, где, как он помнил, стояло ведро с водой, зачерпнул полный ковш и пил, пил до изнеможения. Мысли стали проясняться. Он вдруг вспомнил, что вчера вытворял. Не все, конечно, а лишь отдельные фрагменты. Наиболее отчетливо в памяти зафиксировался плач дочери. Он напряг мозги. Ребенок, точно, плакал и кричал: «Папа, папа, что ты делаешь?!» А что он делал? Кажется, пытался драться. А потом?.. В сознании всплыли какие-то неясные образы… Что-то такое, в высшей степени омерзительное. Он вернулся в дом, взял записку и стал читать:

«Вчера ты вел себя безобразно, – писала жена. – Я даже не знала, что ты на такое способен. И, что хуже всего, дети все видели. Такой отец нам не нужен. Мы уезжаем домой, а ты живи здесь и пей сколько угодно».

– Как, живи здесь?! – недоуменно сказал Егор. – Что происходит?

Он скомкал записку, швырнул ее в угол… Этого просто не может быть! Как же так?!

Олегов, несмотря на упадок сил, выскочил во двор и стал лихорадочно озираться, но и здесь было пусто.

«Пугают, – соображал он, – или правда?» Спросить хозяйку, но и с хозяйкой были связаны какие-то неприятные моменты. Это он помнил. И все-таки ничего не оставалось, как пойти к ней на поклон.

– Анисья Трофимовна? – позвал он, увидев, что хозяйка копается в огороде.

– А-а, золотой, – хозяйка подняла голову и насмешливо посмотрела на Егора, – проспался?

Он кивнул.

– А похмелиться не хочешь?

– Нет-нет! – замахал руками Егор. – Что вы! А где мои?

– Похмелиться тебе нужно обязательно, – со знанием дела сказала хозяйка, – иначе сердце можно надорвать. Жила там лопнет, и каюк! С похмелья всегда жила натянута, поэтому и сердце трепещет, а выпьешь граммульку – и отпустит. Давай бражки налью? Ты же вроде охотник до бражки?

Как только Анисья Трофимовна произнесла проклятое слово «бражка», Егор сразу все вспомнил: и свои вопли с требованием рокового напитка, и последующее избиение, и нашатырь… Это было ужасно!