Браунинги так никогда и не были использованы по назначению, если не считать учебных стрельб. Он настоял, чтобы и Линдзи научилась обращаться с оружием. Но вот уже в течение года, а то и двух, ни он ни она ни разу не стреляли по мишеням.

– Думаешь, это необходимо? – спросила она, кивком указывая на пистолеты.

Губы его упрямо сжались.

– Да.

– Может быть, лучше обратиться в полицию?

– Мы же уже обсудили с тобой, почему это невозможно.

– Все-таки, мне кажется, имеет смысл попробовать.

– Плевать им на наши доводы. У них найдутся тысячи отговорок.

Она знала, что он прав. Сначала нужно было убедить полицию, что им действительно грозит опасность.

– Кроме того, – продолжал Хатч, не отрывая взгляда от пистолета, ствол которого он тщательно прочищал шомполом, – когда я стал чистить пистолеты, чтобы не скучать, включил телевизор. Как раз передавали утреннюю сводку новостей.

Небольшой телевизор на выдвижной вращающейся полке в самом конце ряда кухонных шкафчиков сейчас был выключен.

Линдзи даже не поинтересовалась, что было в сводке. Чувствовала, что новость не из приятных, а вернее, знала наперед, что он собирается ей сказать.

Оторвав наконец взгляд от пистолета, Хатч четко произнес:

– Хоунелла обнаружили вчера ночью. Он был привязан за руки и за ноги к четырем углам кровати и до смерти забит каминной кочергой.

Потрясенная, Линдзи не могла даже пошевелиться. Потом почувствовала, что у нее подгибаются колени. Придвинула к себе ближайший стул и тяжело опустилась на него.

Вчера, по прочтении статьи, она возненавидела Стивена Хоунелла с той же страстью, с какой когда-то ненавидела других людей. Может быть, чуть сильнее. Но сейчас в ней не осталось ни капли ненависти. Только жалость. Он был несчастным, легкоранимым человеком, скрывавшим от людей эту свою ранимость за маской презрительного превосходства. Он был мелочен и злобен, может быть, и того хуже, но сейчас он мертв; а смерть – это уж чересчур сильное наказание за недостатки характера.

Она сложила перед собой руки на столе и уронила на них голову. Она не плакала по Хоунеллу, так как не было в нем ничего, что могло бы вызвать у нее слезы, – кроме, пожалуй, таланта. Но если гибель его таланта не вызвала в ней слез, то все же погрузила ее в глубокую печаль.

– Рано или поздно, – сказал Хатч, – эта сука станет охотиться и на меня.

Линдзи с трудом оторвала сразу потяжелевшую голову от рук.