Яша прихватил рукой сердце и поклонился ей.

— Дорогие гости! Мучить речами не буду. Отлично сидим, получаем удовольствие. Получаем ведь?

В нестройном хоре одобрения вырвался вверх один голос, важный и жирный:

— Как всегда, Яша, как всегда!

Яша схватил полный бокал и отсалютовал им Дмитрию Петровичу.

— Радуете, ой, радуете! Я вас, а вы меня. Так что, я представить хочу. Нового человечка у нас. Это набольший мастер, художник, фотограф из столицы. Витяйка, а ну встань, поклонись народу.

Витька наклонил голову и не встал. Смотрел на разоренную тарелку с кусками мяса и овощей, листья салата в лужице соуса.

— Не хочет. Горд, значит. Ну я вам скажу — имеет право! Он еще всех столичных-то за горло прикинет. А я это первый понЯл, а что ж.

И глядя сверху на русую Витькину макушку, ухмыльнулся, пристукнув конец речи, как печатью по справке:

— Теперь нашенский. Да!

Дама снова закаркала. Замахала витькиной рубашкой, стащив ее со спинки своего стула. В смутном, немигающем сейчас полумраке, приложила к декольте и стала елозить по груди, жеманно вскрикивая. Витька отвел глаза и, ища, на что посмотреть, чтоб не резало мозг, наткнулся на немигающий взгляд тихой девушки. Обнаружилось, что у нее почти квадратное лицо с очень матовой кожей и прямо прорезанные губы, которые она кусала, то верхнюю, то нижнюю, может, страдая от неловкости за компаньонку… Глаза, в мелькании съемки видевшиеся темными, оказались светлей лица и смотрели прицельно, как пущенные параллельно стрелы.

Витька снова стал рассматривать стол. Руки потели, хотелось выйти на воздух. Закуток черной веранды вспомнился настоящим Эдемом по сравнению с душным, как джунгли, залом. Только Ноа спасала, охлаждая кожу у сердца, обнимая собой голую поясницу.

— Сейчас попрошу. Пока что перерывчик, кто хочет там на воздушок пойти, или носик попудрить, ну, и мужчины тож. А как соберемся, то будет вам сюрприз, первая часть. А то меня тут… — Яша сделал паузу и Витька почувствовал взгляд, упавший на него пауком из-под потолка, — меня тут потыкАли, что фантазии мало, средненько типа все. Доживем до следующего года-то и скажете, у кого чего мало.

Ставя бокал, поклонился. Махнул рукой и свет замигал плавно, лениво перетекая из желтого в оранжевый и в красноватый. Шепотная музыка позволяла не слушать себя, поглаживала, почесывая уши, как сонному коту. В теплых волнах народ задвигался, заходили туда-сюда мужчины, окликая друг друга, и кто-то раскрыл дверь в коридор, нарисовав на стене яркий прямоугольник.

К столику неверными шагами пришла дама, растянула на худых руках Витькину рубашку и, пожимаясь, передергивая плечами, манерно запела: