— Очень убедительно.

— Тогда я, как пионер на линейке, бодрым голосом спрашиваю: «Где деньги, Зин?» И эта рухлядь, не реагируя ни на какую Зину, вдруг берет и раскрывает свой долбаный дипломат. Я ахнул. Ты знаешь, что там было?

— Догадываюсь.

— Догадываешься?! Интересно…

— Кэш!

— То есть, налик? — Да.

— Ну, ты, Ал, даешь! Сообразительный… Тогда вопрос на засыпку. Какой налик?

— Думаю, настоящее золото.

Наконец в глазах Артемьева блеснуло злое подозрение:

— Откуда знаешь?

— Шура, успокойся. Ты же сам сказал, в кейсе что-то позвякивало.

Он задумался, вспоминая свой рассказ, но вот лицо его разгладилось, и взгляд посветлел.

— Точно! Забыл… Видать, страхи одолели. А с тобой надо держать ухо востро. Всякую деталь улавливаешь.

— Ты же просил внимательно слушать, я и слушаю.

Темнота наваливалась на окна, словно собиралась выдавить их и хлынуть в комнату, заливая все мраком. Глухой вой ветра усиливал ощущения. Ал глянул на часы, висевшие над дверью, и удивился — еще не было шести.

Артемьев перехватил взгляд и с огорчением спросил:

— Торопишься?

— Совсем нет. Показалось, уже полночь, а времени всего шестой час. Наверное, твоя история так действует.

— Это еще что… Слушай дальше.

Отдать должное, рассказчиком он был неплохим, мог держать и зловещую паузу и, когда надо, поддать жуткую интонацию.