— Не гадайте. Нынче совсем иные структуры. Но вы не ответили на мой вопрос, Гаврила Степаныч.
— Какой вопрос?
— С чего в вампиры подались? Просто стыдно за вас…
— Кто вам сказал, что я вампир? Ничего подобного! Обыкновенный покойник. Вот только тлен меня не берет.
Федька не сдержался и хихикнул.
— Зря веселитесь, господин капитан, — вдруг обиделся Батюшков. — Мне б тихо умереть, а я все маюсь, как и душа моя неприкаянная.
— Да, — согласился Ал, — после укуса Карла Антоновича вы еще долго среди людей прожили. Лет девятнадцать, если не ошибаюсь?
— Вам и то ведомо?!
— Я читал ваши письма.
— Уж ли?! Сохранились?
— Мне их в музее дали, — объяснил Федя. — Когда я вашим «Соломенным Дворцом» интересовался. До сих пор глаза дом радует. Молодец вы были, Гаврила Степанович.
Ну, Федька, ну, дипломат! Если бы покойники умели краснеть, Батюшков точно залился бы краской. По крайней мере, старик смутился.
— Скажите, Гаврила Степаныч, как вам удалось выжить после укуса?
— Верою спасся, юноша, верою. В храм ходил, свечи ставил, молился, святую воду литрами пил. Поначалу воротило, а потом ничего, свыкся. Я ведь успел до электричества дожить. Оно мне помогало. Наложу руки на батареи, тряхнет меня — легче становилось.
— Легче? Значит, все-таки тянуло на кровушку?
Старик не ответил, уставился в пол и долго молчал. Наконец вздохнул:
— Тянуло… Но чтоб человечью? Ни-ни… Я от животных питался. От свиней там, курей… Откровенно признаюсь — гадость. А уж когда совсем невмоготу стало, решил помереть. Я все же, господа, офицер! Пусть разжалованный, но чести меня никто не лишал.
Он поднял голову и гордо посмотрел на Охотников.
— Как же вы умерли, Гаврила Степанович?
— Очень просто. Лег в гроб, велел на своей могиле здоровенный крест воздвигнуть и преставился. Вернее, думал, что преставился. Лет сто находился в заблуждении. А в одна тысяча девятьсот семьдесят пятом году какие-то идиоты решили полутора вековой юбилей декабрьского мятежа отпраздновать. В связи с чем меня, бедолагу, решили перезахоронить и вместо креста памятник поставить. А крест тот меня в могиле накрепко держал.