Воздух в коридоре свежестью не отличался, пахло заплесневевшим печеньем, но в этом аромате Ал вдруг уловил запахи горячего воска, словно впереди жгли свечи. И точно, за поворотом, метрах в десяти от них, открылся новый проем. Был он узеньким, человеку с трудом протиснуться, но там горел свет. Вот они, свечи!

Тут мужчины приподнялись, и на цыпочках, точно балерины из «Лебединого озера», приблизились к щели. Федя опустился на корточки, Ал остался стоять.

Их расширенным от страха глазам предстало еще одно помещение, раза в три побольше того, откуда они пришли. Оно освещалось дюжиной восковых толстых свечей, стоявших по углам в старинных канделябрах. Конечно, не люстры, но света хватало, чтобы рассмотреть гроб, возвышающийся на каменном постаменте. Даже не гроб, а какой-то шедевр столярного искусства. Отлакированный, он играл бликами, которые резвились на его узорной ступенчатой крышке, окантованной червонной медью. На самой крышке темнел… православный крест, вырезанный из заморского дерева. Вот этот крест безуспешно пытался сбить забавный старик в ветхом, когда-то дорогого сукна, сюртуке. В руке он держал витиеватую трость. Несмотря на возраст, у него была пышная шевелюра, щеки его окаймляли бакенбарды, а на носу сидели очки в оловянной оправе. «Странно», — подумал Ал. — «Зачем вампиру очки?» А то, что они наблюдали за вампиром — очевидно.

Старичок скакал вокруг гроба и все махал тростью, пытаясь достать ею крест. Но это ему никак не удавалось. Трость, словно заколдованная, отскакивала от гроба, да еще с такой силой, что разворачивала вокруг оси ее обладателя. Вампир досадовал и всякий раз выдавал заряд обыкновенной русской матерщины.

Лицо дедушки показалось Алу знакомым, совсем недавно эту физиономию ему довелось видеть на картинке, и он решил рискнуть.

— Ай-ай-ай! — сказал Ал, высунув голову из щели. — Кто бы мог подумать, национальный герой, декабрист, узник Петропавловки, талантливейший инженер, и подался в вампиры. Нехорошо, Гаврила Степаныч.

Батюшков замер и уставился на них. У Федьки канистра была наготове.

— Откуда я вам известен?

Голос у него густой, бархатный, отлежавшийся.

— С приездом! Не вас ли доставили минувшей ночью, Гаврила Степанович? И чего вам в Тобольске было непокойно?..

* * *

Ольга спешила. Но когда она шла через фойе, ее окликнули:

— Олечка!

Она оглянулась, навстречу ей из кресла поднимался Василий Константинович.

— Вася?! Ты что здесь делаешь?

— Вас жду. Куда вы все пропали? Максим Борисович, — шурин указал на солидного портье, сменившего Зою, — звонил к вам в номер, вас нет. У Алексея тоже телефон не отвечает. Куда он меня пустит?