– Подожди! Что ты собираешься делать? – остановил его Марк, когда они переступили порог храма. – Ты ведь не будешь никого убивать? Правда?! – спросил он, совсем не уверенный в этом.
– Как ты разволновался, малыш! Даже взял меня за руку… – с улыбкой заметил Оуэн.
Как-то совсем по-детски Марк спрятал руки за спину и украдкой огляделся вокруг, не видел ли кто, как он держал это чудовище за руку. Его вдруг охватило непривычное волнение. Пальцы еще хранили прикосновение к запястью Оуэна, к его шелковистой на ощупь коже.
– Успокойся. Ничего такого, – Оуэн ободряюще хлопнул его по плечу. – Я всего лишь хотел подать милостыньку… Вымыть ручки в святой воде… Надеюсь, попы, наконец-то, догадались положить мыло! – пошутил он, направившись по проходу между рядами пустых скамеек.
У Марка невольно вырвался смешок, но он тут же оборвал смех, вспомнив, что терпеть не может этого шутника. Оуэн с пониманием покосился на развеселившегося брата, занял место в третьем ряду и помахал ему рукой, приглашая присоединиться. Он улыбался.
«Радости-то сколько… Ты еще в грехах своих пойди покайся… Может, и нимб над головой засияет…» – ворчал про себя Марк, нехотя шагая по проходу. Люстры уже погасили, и солнечный свет, проникая сквозь высокие цветные витражи, яркими пятнами стелился ему под ноги, создавая ощущение чего-то волшебного, таинственного.
– Ты читал? – спросил у него Оуэн. Он листал забытую кем-то библию.
– Нет, – ответил Марк, усаживаясь рядом.
– И не читай. Сплошное фарисейство. Я есмь весь такой всемогущий… вроде бы все наперед знающий… Кто возлюбит меня… тому – дарую я вечную жизнь! И на пажитях моих райских будешь ты… трудиться, аки вол – до седьмого пота!
Изображая Бога, Оуэн сурово погрозил ему пальцем, и Марк весело рассмеялся. Довольно хмыкнув, тот захлопнул книгу, отложил в сторону, потянулся к брату, дернул за волосы.
– Отстань! – смеясь, отмахнулся от его руки Марк.
– Но должен же я знать – мягкие они у тебя или нет? – придвинулся ближе Оуэн. Запустил пальцы в каштановую шевелюру брата, растрепал.
Марк пытался отмахнуться от него, а он продолжал дурачиться: ловил его за нос, тянул за ухо, дергал за челку. Они смеялись, толкались и вообще вели себя довольно шумно. Марк забыл про обиды и про оставленного на улице Байю, к своему стыду, тоже забыл.
Изнуряющей, высасывающей радость ненависти – ее не было. Странным образом, но и тревоги от того, что оказался так близко к Оуэну, он тоже не испытывал. Ему было спокойно, уютно рядом с ним. Сердце затопило чем-то похожим на признательность, по телу разливалось приятное тепло, утешая его. И тут он поймал его взгляд. Тот самый взгляд. Хорошее настроение сразу же улетучилось.