Рассмеявшись, откинулся на спинку кресла, он больше не удерживал смущенно-нахохлившегося подростка возле себя. Оскорбляющая снисходительность его тона задела Байю за живое.

– И ничего я не влюблен! Все ты врешь! – протестуя, вскочил с кресла мальчик.

– Разве? – не поверил ему Оуэн. – Носить в сердце невысказанную любовь… умножать свои печали… – философски изрек он.

– А вот и нет! – продолжал настаивать на своем Имонн.

– Да ладно, не тушуйся! Я тебя понимаю. Марк такой толстокожий, – Оуэн поправил очки на переносице. – На мои чувства, бессердечный, тоже не отвечает! – и усадил не успевшего ничего возразить Байю к себе на колени. – Хочешь знать… почему? – спросил с таинственным видом. – Все элементарно, дружок… Просто, у Марка нет сердца! – поделился он «страшной» тайной.

– Неправда! Ты врешь! – горячо протестуя, подскочил на ноги Имонн. – У Марка есть сердце! Я знаю! Он добрый и… – мальчик огляделся по сторонам, словно в поисках доказательств. – Марк хороший! Его все любят! Ты один заставляешь его страдать! Он был бы счастлив, если бы только… тебя не было! Никогда не было!

Охватившая Оуэна странная печаль, разбив лед высокомерия, казалось бы, всего на мгновение, сделала его красоту бесконечно ранимой, но и этого хватило бы, чтобы навсегда оставить болезненный, саднящий след в сердце Имонна, если бы тот успел заметить выражение его лица. Но взволнованный тем, что смог, наконец, высказать все, что лежало у него на душе, мальчик ничего не заметил.

Скрыв за глубокой задумчивостью взгляда желание сломать несколько шейных позвонков, Оуэн достал из золотой пачки тонкую черную сигарету, закурил. К сизой струйке табачного дыма примешивался сладковатый аромат вишни. В комнате повисло молчание. Воспользовавшись возникшей паузой, Байя осторожно запустил ментальные щупальца в его сознание; он хотел получить ответ на свой самый первый вопрос.

«Ну-ну…» – мысленно усмехнувшись, Оуэн коварно развернул перед настырным мальчишкой ужасающую картину невыносимых страданий брата. Избитого, окровавленного, в ржавых цепях. Правда, сначала он хотел приковать Марка где-нибудь в мрачном подземелье, кишащем крысами и червями, но потом решил, что во все времена дураков подвешивали вверх тормашками.

Парк. Дыра в бетонном заборе с надписью «не пересекать», полуразвалившийся, заброшенный пакгауз. Разбитые стекла, звон цепей и протяжный, мучительный крик. У Имонна испуганно распахнулись глаза. Он видел опутанное цепями, висящее вниз головой, судорожно корчившееся тело. Слышал, как страшно кричит Марк в голове Оуэна. Кровь отлила от лица мальчика.