Светлый фон

Павел ощутил, как его согнула в дугу неведомая сила. Против своей воли, он и вправду упал на колени. Не по-церковному, не молитвенно — но как если бы пытался поймать мышь в норе голыми руками.

- Валтасар Армани, — офицер плашмя, голоменью меча, ударил «арийца» по плечу. — Ты даже не узнаешь, за что умрёшь. Я уже убил в тебе древнюю память. Когда ты был в силе, ты был хорошим стрелком. Тебя учили ремеслу убийцы проклятые монахи в карпатских горах. Тебя вооружил немецкий святой. Ты умеешь убивать то, что невозможно убить. Ты много раз отомстил за жену. Ты научился умирать — и возрождаться. Эта смерть — не последняя для тебя. Но ты не веришь в это. Ты умрёшь сейчас, как в последний раз.

Офицер коснулся острием меча шеи Третьякова. На стали блеснула кровавая капля. Павел ожидал продолжения: плавного движения руки, обезглавливания. Но ничего не случилось. Огнеликий двинулся по площади дальше, оставил «арийца», подошёл к сеньору Арналдо. Удивительная сила и того коленопреклонила. Казалось, он висит, как кукла, на нитях и шарнирах. Одна из нитей перехватила ему горло.

- Арналдо де Вилланова. Мэтр, в совершенстве изучивший великое делание. Получавший золото из свинца. Полжизни растративший на поиски философского камня. Полиглот. Ты знал четыре десятка языков. Для тебя — как будто и не было кары многоязычия, которую наслал Господь на Вавилон, разрушив великую башню. Ты первым сотворил гомункулуса. И первым отыскал способ его умертвить. Ты был великим алхимиком. И им остаёшься. Ты сделал бы порох и пулю, чтобы убить то, что убить невозможно. Ты сделал бы целительный терияк, чтобы излечить тех, кто осквернён. Но сегодня ты исчезнешь. И не нарушишь Божью волю.

Алхимик захрипел, дёрнулся. Но и его не тронул клинок огнеликого. Зато он совершил полуоборот в воздухе — и опустился голоменью на невидимую преграду. Воздух под сталью уплотнился, соткался в фигуру человека.

- Авран, прозванный мучителем. Приветствую тебя, — с иронией проговорил офицер. — Ты прославился, как великий палач. Как существо, для которого нет тайн. Разве не Господь один всеведущ? Но ты не смущался тем, что сравнялся с Господом во всезнании. Ты и теперь узнал имя Чумы в этом городе, в этой вавилонской блуднице. Но оно умрёт вместе с тобой.

Огнеликий умолк, обернулся. Он смотрел на Людвига, а Людвиг — уставился на него. Коленопреклонённый, сдавленный, будто огромным паровым молотом, со всех сторон, Людвиг, казалось, вовсе не боялся офицера. Он не боялся даже его разящего меча.

- Ты, — огнеликий вдруг замешкался. — Я видел тебя много раз. Ты — ничто. Ты привязан к своим дням узами, каких ни за что не разрушишь. И я… столько раз пытался прочесть твоё имя…. Почему меня послали препятствовать тебе? Ведь ты — ничто. Знаешь, я должен тебя убить, — и закончить дело. Никогда ещё я не убивал незнакомца. Ты станешь первым…. Как полагаешь, меня, первейшего божьего слугу, сочли недостойным прочесть твоё имя?