- Я обороню их, — трудно, медленно, задумчиво проговорил Защитник. — Обороню… от тебя, небесный.

- Ты бросишь мне вызов? — офицер не усмехался; он как будто не верил в услышанное. — А твой хозяин знает об этом?

- Нет, — прорычал чёрный великан.

- Нет? Тогда не лучше ли тебе убраться в ад? — офицер быстро менял обличие. Не прошло и минуты — он сравнялся в росте с Защитником и возвысился над тем. Его тёмно-синяя форма вспыхнула — и сгорела. Он сделался лучезарным, беломраморным. Он перестал быть огнём — превратился в сияние. А голос его гремел так, что управдом, да и Третьяков, зажимали уши ладонями. — Ступай отсюда прочь, Аббадон, властитель седьмого круга, градоначальник Дита — оплота насильников. Что ты позабыл здесь? Ты — губитель. Ты — князь разрушения и смерти! Ты — что поведёшь в последние дни мира саранчу на народы. Зачем тебе это место и эти черви?

- Ещё не время, — проскрипел Защитник. — Ты торопишься с карой. Дай им довершить, что они начали. Это часть договора.

- Вам мало? — выкрикнул в гневе офицер. — Они и так — ваши. Почти все достаются вам! Пускай хотя бы страданием спасутся чистые.

- Это слова твои — или его?

- И сказал Господь: за то, что они оставили закон Мой, который я постановил для них, и не слушали гласа Моего и не поступали по нему; а ходили по упорству сердца своего и во след Ваалов, как научили их отцы их. Посему так говорил Господь Саваоф, Бог Израилев: вот, Я накормлю их, этот народ, полынью и напою их водою с желчью!

- У нас — договор! — проскрежетал чёрный. — Ты не смеешь брать, что желаешь! Даже он не смеет!

- Тогда я низвергну тебя в ад! — вскричал огнеликий. — Или заберу их, — он повёл мечом над склонёнными головами чумоборцев. — Выбирай, спасёшь ли ты их, или себя.

И офицер ударил первым.

Он выкрикнул что-то гортанное, резкое, — и полисмены, что застыли в неподвижности при появлении Защитника, вдруг пришли в движение. Вся полицейская рать ощетинилась автоматными стволами. И те разом, будто сговорившись, излили горячее море свинца на чумоборцев.

Павел охнул — стремительная злая пчела обожгла ему щёку. Другая черкнула жалом по волосам. Третья оставила по себе память тонким ароматом разогретого воздуха, пощекотавшим ноздри.

И вдруг в тонкое пение свинца вмешались молоточки. Каждая песня каждой пули теперь заканчивалась сухим ударом — щелчком металла о камень.

Это Защитник превратился в каменную стену и принимал на себя огонь. Он развалился на булыжники, на валуны, из его могучего тела получилась отличная баррикада. Она казалась незыблемой. Но это было не так. Каждая пуля откалывала крохотный кусочек от целого. И эти малости исчезали навсегда. Развеивались пылью на ветру. Защитник — медленно — убывал, сокращался, тощал. Огнеликий вонзил клинок в асфальт площади, оперся на рукоять. Он походил на старика, уставшего от злобы. Он, отчего-то, не вмешивался в бойню.