— Если он действительно сказал такое, то он просто дурак, — его черные глаза сверкали от ярости.

— Но… он именно так сказал… — Марш все еще говорил шепотом. Торрес медленно опустился на стул, Марш повернулся к нему, с шумом выдохнул.

— Доктор Торрес, — теперь голос его звучал нормально, — прошу вас рассказать мне, в чем именно состояла суть операции.

— В том, что я спас его, — ответил Торрес, но было заметно, что самообладание изменило ему. Встретившись глазами с Маршем, он отвел взгляд, снова повисла долгая пауза. Затем, нахмурив брови, Торрес произнес: — Хорошо. Я расскажу вам обо всем, что сделал. И тогда вы поймете — Алекс не мог никого убить. — Он опять замолчал, и когда заговорил вновь, Маршу показалось, что обращается он не к Эллен и ни к нему, а к себе, доктору Раймонду Торресу. — Да, он не мог никого убить. Это абсолютно исключено. Невозможно.

Медленно, не упуская ни одной детали, Торрес начал рассказ о методах лечения больного по имени Алекс Лонсдейл.

Глава 23

Глава 23

Стараясь унять дрожь в руках, Эллен ощупывала взглядом лицо мужа, тщетно пытаясь найти на нем ответ — говорит ли Торрес им сейчас правду или снова пытается скрыть ее… Лицо Марша, однако, сохраняло каменное выражение, которое приняло в самом начале длинного рассказа Раймонда Торреса.

— Но… что же все это значит? — Эллен наконец набралась смелости. Реакция мужа — вернее, отсутствие таковой — пугало ее.

— Совершенно ничего не значит, — ответил Марш, — поскольку абсолютно невыполнимо с медицинской точки зрения.

— Думайте что хотите, доктор Лонсдейл, — Торрес пожал плечами, — но все, что я рассказал вам — чистая правда, от первого слова до последнего. И лучшее тому доказательство — то, что сын ваш до сих пор жив. — Улыбка, которой он одарил Марша, больше напоминала гримасу ожесточения. — На следующее утро после операции, я помню, вы первый заговорили о чуде. Я полагал, что вы имеете в виду чудо медицинской науки, и потому не стал поправлять вас. Хотя сам бы назвал это скорее чудом современной технологии.

— Если то, что вы говорите, правда, — глаза Марша сузились, — тогда то, что вы сделали, не имеет никакого отношения к чудесам. Это… надругательство. Или преступление. Или и то, и другое вместе.

— Марш, но ведь он жив, — глаза Эллен наполнились слезами. — Он жив… — и съежилась на краю дивана под гневным взглядом супруга.

— Жив? А что, разреши спросить, позволяет тебе утверждать это? Допустим на минуту, что все, что говорил здесь этот маньяк — правда, и что мозг Алекса был поврежден слишком сильно для любых попыток восстановления… — его налитые яростью глаза обратились в сторону Торреса. — Ведь именно так вы сказали, да?