Торрес кивнул:

— Мозг уже не был способен ни к какой деятельности, кроме самой примитивной, конечно. То есть он еще мог заставлять биться сердце. И все. Дышать без респиратора Алекс был уже не в состоянии, стимуляция тоже оказалась напрасной.

— Иными словами, его мозг был мертв — и никаких надежд на восстановление?

Торрес снова кивнул.

— Мозг был не только мертв, он был поврежден физически, то есть от него практически ничего не осталось. Только по этой причине я позволил себе применить разработанные мной методы.

— Без нашего на то разрешения, — громыхнул Марш.

— Именно с вашего разрешения, — уточнил Торрес. — Подписанный вами контракт позволяет мне использовать любую методику, которую я сочту необходимой, независимо от того, традиционная она или новая, опробованная или нет. И мой метод сработал. — Поколебавшись, он продолжал: — Возможно, я совершил ошибку. Возможно, нужно было объявить о смерти Алекса… и обратиться за разрешением распорядиться его телом в интересах науки.

— Но ведь вы именно это и сделали! — снова вскинул на него гневный взгляд Марш. — Только не утруждали себя ни просьбой о разрешении, ни объяснениями — что же вы вытворяете с ним!

Торрес покачал головой.

— Для полного успеха операции мне было необходимо одно — чтобы никто не сомневался в том, что Алекс — по-прежнему Алекс. Если же я объявил бы о его смерти, впоследствии неизбежно возникли бы вопросы, которые… к которым я был тогда еще не готов.

Неожиданно Эллен вскочила на ноги.

— Прекратите! Немедленно прекратите! — тяжело дыша, она переводила взгляд с мужа на Торреса и обратно. — Вы оба… вы так говорите об Алексе, словно его больше нет!

— Видишь ли, Эллен, — снова покачал головой Торрес, — в некоторой степени все именно так и обстоит. Тот Алекс, которого вы знали, больше не существует. Взамен вы получили Алекса, которого я… создал.

Неожиданно наступившее молчание нарушил голос Марша — он снова говорил тихо, почти шептал.

— Создали… при помощи микропроцессоров? Я все равно не верю вам. Это же совершенно невозможно.

— Но это так, — Торрес кашлянул. — И это не так сложно, как кажется, — физически, по крайней мере. Самое сложное — это подсоединение выводов микросхем к нужным нейронам. К счастью, в этом хирургу помогает сам мозг. Сам выстраивает нейронные цепочки, исправляет ошибки, допущенные человеком…

— Но Алекс жив, — настаивала Эллен. — Ведь он живой!

— Его организм действительно жив, — согласился Торрес, — эту жизнь поддерживают семнадцать автономных микропроцессоров, каждый из которых запрограммирован на обеспечение деятельности различных биологических систем тела. Три процессора отвечают исключительно за эндокринную систему, еще четыре — за нервную… Это процессоры сложные — более простые объединяются в единую систему на одном чипе. Четыре таких чипа обеспечивают работу памяти. Это — самые простые схемы.