Том, радуясь любой возможности отвлечься от сомнений, подчинился.

Чад ослабил галстук; для него это было то ясе, что раздеться догола. Он улыбнулся Мамолиану совершенной улыбкой.

— Вы ведь собираетесь убить его, да? — спросил он.

— А ты как думаешь? — откликнулся Европеец.

— Что он такое? Антихрист?

Уайтхед хмыкнул от удовольствия, доставленного ему абсурдностью этой мысли.

— Ты говорил… — проворчал он Европейцу.

— Так кто же он? — торопил Чад. — Скажите мне. Я смогу принять правду.

— Я еще хуже, мальчик, — сказал Уайтхед.

— Хуже?

— Хочешь клубники? — Уайтхед поднял вазу и протянул ему.

Чад бросил взгляд на Мамолиана.

— Она не отравлена, — заверил Европеец.

— Свежая. Возьми. Выйди за дверь и оставь нас с миром.

Вернулся Том с маленьким столиком. Он поставил его в центре комнаты.

— Если загляните в ванную, — сказал Уайтхед, — то найдете там много разной выпивки. В основном водки. И немного коньяка тоже, я думаю.

— Мы не пьем, — отказался Том.

— Сделайте исключение, — настаивал Уайтхед.

— Почему бы нет? — промолвил Чад, чьи губы были перепачканы в клубнике, а по подбородку стекал сок. — Это ясе конец света, верно?

— Верно, — кивнул Уайтхед. — Так что можете нить, есть и забавляться друг с другом.