Мертвец трудился достаточно долго. Движение на трассе давным-давно затихло, лишь изредка рокотали моторы одиноких дальнобойщиков, державших путь на север. Брир их не слышал. Слух он давно потерял, а зрение, когда-то весьма острое, едва различало следы резни вокруг него. Когда и зрение померкло, осталось осязание. С его помощью он завершил свое предназначение, измельчив тело Европейца так, что отличить одну часть тела от другой стало невозможно.

Чад устал от представления задолго до кульминации. Он чиркнул спичкой о каблук, закурил вторую сигару и вышел пройтись, чтобы узнать, как там дела. Девушка ушла, герой тоже.

«Храни их бог», — подумал он.

Старик по-прежнему лежал на полу, сжимая пистолет, который он каким-то образом вернул себе, пока шла расправа. Его пальцы подрагивали. Чад вернулся обратно в кровавую комнату, где Брир стоял на коленях среди ошметков мяса и разбросанных карт, и поднял с пола Тома. Тот был в прострации, его губы почти посинели, и понадобились длительные уговоры, чтобы добиться от него каких-либо действий. Но Чад был прирожденным проповедником, и краткий разговор вернул Тому прежний энтузиазм.

— Нам сейчас все под силу, понимаешь? Мы прошли крещение. Мы видели все, правда? И в целом мире нет ничего, чем дьявол мог бы победить нас. Потому что мы были здесь. Ведь мы же были здесь?

Чада опьянила обретенная свобода. Он захотел сразу испытать ее, и у него появилась интересная идея — «Тебе понравится, Томми!» — испражниться на грудь старику. Тома это не заинтересовало, и он просто наблюдал, как Чад спускал штаны, чтобы совершить грязное дело. Кишечник не сразу подчинился ему. Однако едва он пристроился, как глаза Уайтхеда мигнули, и раздался выстрел. Пуля прошла на волосок от тестикул Чада, оставила красную отметину на его молочно-белом бедре, пролетела мимо лица и ударила в потолок. Кишечник Чада расслабился, но старик был уже мертв; он умер одновременно с выстрелом, чуть не лишившим Чада мужского достоинства.

— Почти попал, — заметил Том, чье оцепенение прошло, когда Чад чудом избежал увечья.

— Просто мне везет, — ответил блондин.

Затем они завершили свою месть с максимальным старанием и ушли своей дорогой.

«Я последний из племени, — думал Брир. — Когда я уйду, пожиратели лезвий станут легендой из прошлого».

Он поспешил покинуть отель «Пандемониум», осознав, что быстро теряет координацию движений. Его пальцы едва смогли отвернуть крышку канистры с бензином, которую он вытащил из багажника машины, прежде чем подняться в отель; она стояла в вестибюле, ожидая своего часа. Его мозг действовал так же плохо, как и его пальцы, но он очень старался. Он не узнал существ, что обнюхивали его, когда он копался в куче хлама. Он не помнил ничего о себе, за исключением одного: когда-то он видел прекрасные и восхитительные вещи.