Разумеется, сам Петтифер ни разу не пришел к ней. Ему легче нанять агентов — людей, не ведающих жалости и готовых идти по кровавому следу, как гончие псы.

Ее ждала ловушка, стальной капкан, но она пока не могла различить его механизм. Однако признаки этого она распознавала везде. Резкий взлет стаи птиц из-за стены, странный отблеск из дальнею окна, шаги, свистки, попавший в поле зрения человек в темном костюме, читающий газету. Недели шли, но никто подступился к ней ближе. Однако они не уходили. Они ждали, точно кошка на дереве: хвост подергивается, глаза лениво прищурены.

Преследователи служили Петтиферу. Она достаточно изучила его, чтобы распознать почерк. Они нападут на нее, когда подойдет их время. И даже не их время — его. Жаклин ни разу не видела их лиц, и ей казалось, что сам Титус преследует ее.

«Боже мой, — думала она, — моя жизнь в опасности, а мне все равно».

Власть над плотью бесполезна, если ее некуда направить. Ведь Жаклин использовала ее лишь из собственных ничтожных побуждений, чтобы получить дурное удовольствие и излить гнев. И это не приблизило ее к людям — для них она оставалась уродцем, изгоем.

Иногда она думала о Васси и гадала, где он сейчас, что делает. Он не был сильным человеком, но в душе у него все-таки жила страсть. Больше чем у Бена, больше чем у Петтифера; разумеется, больше чем у Линдона. И неожиданно тепло она вспомнила, что он единственный, кто называл ее Жаклин. Все остальные сокращали или искажали ее имя: Джеки, или Джи, или даже (так говорил Бен, и это раздражало более всего) Жу-Жу: А Васси звал ее Жаклин, просто Жаклин, тем самым как бы соглашаясь с ее персональной цельностью. И когда она думала о нем и пыталась представить себе его возвращение, она боялась за него.

Показания Васси

(часть вторая)

Разумеется, я искал ее. Потеряв кого-то, вы понимаете, как глупо звучит фраза: «это был мой маленький мир». Вовсе нет. Это огромный, всепоглощающий мир — в особенности если ты остаешься один.

Когда я был юристом, в плену рабочей рутины день за днем я видел одни и те же лица. С некоторыми я обменивался словами, с другими — улыбками, с третьими раскланивался. Мы были врагами в зале суда, но принадлежали к одному и тому ясе замкнутому кругу. Мы ели за одним столом, пили локоть к локтю у стойки бара. Мы даже имели одних и тех ясе любовниц, хотя далеко не всегда об этом знали. В таких обстоятельствах легко поверить, что мир расположен к тебе. Конечно, ты стареешь, но все остальные — тоже. Ты даже самодовольно веришь, что прошедшие годы сделали тебя умнее. Жизнь казалась вполне переносимой.