– Марк, это был просто какой-то толстый мужчина. Табби ведь такой не один.

– Ну я-то могу отличить его от простого толстяка, мам! Он это был, говорю тебе!

В какой же программе мог промелькнуть забытый комедиант? Вряд ли в новостях, где кадры забастовки перемежаются репортажем об очередной террористической атаке. Вряд ли посреди рекламы горячей линии для суицидников. Столь же маловероятным претендентом видится мне исполнение оратории Берлиоза о Христе. Быть может, какой-нибудь кадр с Табби промелькнул на заднем плане во время концерта группы «Сэконд Каминг» – визг гитар заставляет мою маму поморщиться и хлопнуть отца по плечу, мол, переключай давай. На следующем канале показывают Лорела и Харди.

– Во, оставь их! Под Рождество нужно веселиться, – безапеляционно заявляет она.

В их фильме Табби каким-то образом мог засветиться – но только на заднем плане. Не может быть такого, чтобы лицо Олли вдруг стало его лицом; не может быть, чтобы Стэн вдруг раздулся в талии вдвое. Это все – просто назойливые наваждения, и я отмахиваюсь от них, поднимаясь по лестнице наверх. Ко сну я отхожу раньше всех, сославшись на недосып.

Позже, лежа с Натали в одной узкой постели, я гляжу поверх размытого пятна ее лица, кажущегося больше из-за распущенных волос, на приоткрытую дверь шкафа и вспоминаю заметки Лэйна. Что там говорилось о портале, который может повести куда угодно, о среде, в которой мы все должны «либо научиться плавать, либо покорно пойти ко дну»? Возможно, он имел в виду кино. При этой мысли перед взором возникает его аляповатое усмехающееся лицо, и я плещу в глаза холодной водой, дабы вернуть свое привычное отражение в зеркале ванной. За столом мне удается не заснуть, и могу поклясться, что мать опять произносит:

– Готова поспорить, у тебя никогда не было такого рождественского обеда, как здесь.

Натали и отец, наверное, притворяются, что не заметили этого повторения. Марк и вовсе сидит с мрачным и серьезным видом – надолго ли его хватит? Я боюсь, что в любую секунду его губы искривит шкодливая ухмылочка или он расхохочется. Такие раздумья не способствуют аппетиту – вдобавок, пялясь на себя утром в зеркало, я заметил, что разжирел. Надо было присоединиться ко вчерашней прогулке, потратить сколько-нибудь калорий. Первая же полная ложка каши убеждает меня, что вскоре я буду не в состоянии встать со стула.

– Ну, пора и честь знать, – говорит вдруг Натали. – В смысле, нам очень у вас понравилось, но мы, наверное, будем уже потихоньку собираться.

– Но мы еще даже не играли! – жалуется мать. – Я хотела поиграть с Марком во что-нибудь настоящее. Без кнопок и экранчиков.