– Его больше нет. – Хотя программа, которую установил Джо, не идентифицировала угрозу, перевернутый рот маркерного лица на круглой иконке превратился в широкую улыбку под звон электронных колоколов. – Жаль, что я не могу отослать его туда, откуда он пришел.

– Ты хоть представляешь откуда?

– От того, кто пытается подорвать мою репутацию с тех пор, как я начал писать о Табби.

– О ком ты?

– Не знаю точно, – я глупо улыбаюсь в пространство, но Натали, похоже, не замечает. – Надеюсь, университет сможет его разыскать. Этого монстра, которому Интернет развязал руки. Или, может, вообще создал с нуля. Смотри-ка, Марк, я тоже сражаюсь с монстрами.

– Я смотрю Табби.

После того как я извинился за то, что обвинил его в тарабарщине на моем компьютере, из его комнаты только и был слышен радостный смех – но звучал он так маниакально и механически, что я приписывал его какому-то чудовищу. Такой звук мог быть только в игре, которую он, должно быть, заменил диском со сценическим выступлением Табби. Тем не менее я рад, что Натали прерывает мои мысли и говорит:

– Прошу прощения, но я собираюсь принять душ и переодеться.

Марк спешит обратно в свою комнату, а я возвращаюсь к своему столу. У моих издателей нет электронной почты. Когда я звоню в офис, автоответчик снова уныло втирает мне про конец года. Никто не может спасти меня от неопределенности, но я все еще пытаюсь добыть хотя бы ее крохи – успех маловероятен, учитывая дату и поздний час – когда Натали появляется в элегантном черном платье и меховой накидке. Просовывая руки в рукава пальто, она осведомляется у нас:

– Все готовы выходить?

Похоже, что да. Марк явно воодушевился. Неслышно, как мышка, он покинул свою комнату, и на лице его – улыбка, сохранившаяся, наверное, с тех самых пор, как он заперся там. Он спешит вызвать нам лифт.

– Кстати, наши соседи нас поздравляют, – вдруг говорит Натали.

– Какие?

– Те самые, которые так тебя интересовали, – она указывает на противоположную дверь.

На какой-то гротескный миг я вспоминаю ребенка, дергающегося, как паук на нитке.

– Ты о… родителях?

– Ну… – она смотрит на меня так, будто я отпустил глупую шутку. – Если только они усыновят нас с тобой, потому что мы им точно в дети годимся. Они оба мужчины. В возрасте.

– У них не может быть детей, – хихикает Марк, когда металлическая дверь лифта закрывается за нами.

На фоне моего недоумения я могу задать только один вопрос, и тот неадекватный.

– Как их зовут?