– И тебе не советую! А то оставлю без премиальных! Расходясь по местам, работяги беззлобно поругивались.

– Бугрович, лучше бы сказал, на хрена мы тут турбину ставим? Реактивную.

– Тебя не спросили, – огрызался Твердохлеб, сам толком не зная предназначение этой турбины.

– А какого чёрта на этом паровозе целых три тормозных парашюта? – продолжал допытываться кто-то.

– Оглоеды! Вам какая разница? – рычал начальник цеха. – Главное – деньги. Живые.

И опять работяги сутулились над срочным заказом.

В мартеновской чудо-юдо печи шли последние пирометаллургические процессы плавки и обжига. Последние детали поезда вырезали – где фрезой, где лобзиком, где лазерным лучом. Последние штрихи наносились краской на вагоны. Ювелирный мастер – по золоту и алюминию – твёрдой рукой гравировал таблички, предназначенные для дверей купе. И чего там только не было, на тех табличках: «Нефтяной король», «Алмазный», «Угольный». И ещё черт знает, кто. Получалась огромная свита современных «королей», «князей» и других каких-то типов, относящихся к людям «избранным», «сильным мира сего».

В перекурах мужики переговаривались:

– Ну, теперь понятно, чей заказ!

– Интересно, куда собирается вся эта свора? Как будто на Луну или Марс.

И опять к мужикам подходил неутомимый, непреклонный Твердохлеб – торопил, костерил. Сам пропотевший, как после дождя, Бугро Бугрович и с других требовал такой же самоотдачи, похожей на подвиг во имя труда и хорошей зарплаты.

И вот пришла пора – последние штрихи к портрету поезда были окончены. Под вечер, утомленные как солнце, вышли работяги навстречу представителю заказчика.

Директора, как ни странно, не оказалось в числе встречающих. Был его заместитель, худощавый Замчик, одетый в парадное – стоял как жених на выданье. Замчик этот – флегматик по натуре и пессимист по жизни – за короткое время удивительно преобразился: худощавость его пошла на поправку, да и гардероб заметно поправился: новый костюм, штиблеты. А главное – улыбка на лице, улыбка, про которую Замчик давно уже не вспоминал.

Делегация встречающих была предельно скромная – работу не афишировали.

Чумазое лицо Твердохлеба сияло стальною радостью – передние зубы вставные, дешевые, но такие блестящие, вместо фонарика ночью можно использовать.

– Вы извините, – начал заместитель, – директор просил передать…

– Ну, с директором мы после разберёмся, – перебил представитель, – давайте сразу к делу! Как тут? Что у вас?

– Всё готово! – отрапортовал Твердохлеб, снимая засаленную фуражку, похожую на масленичный блин, пригоревший на сковородке. – Смело можно принимать работу.