– Мам, – я отодвигаю чашку, – то, что произошло тогда… Как думаешь, что это было?

– Не вини себя, сынок. Это Тора тебя бросила. Эгоистка… – осекается бабушка и мотает головой. Волосинки-иголки падают. – Извини. На самом деле я давно ее простила. И хорошо, что ты тоже простил. Честно говоря, меня пугали твои записи…

– Ты о чем?

Бабушка складывает чашки в мойку.

– Забыл? Сейчас принесу.

Пока она ищет записи, я мою посуду. Серебряные ложки, блюдца и чашки в горошек выскальзывают из рук. Зачем я солгала ей?

Дрянь, дрянь, дрянь…

Нет ничего хуже обманутых надежд.

Я выключаю воду. Успокоиться – какое же это, черт возьми, недосягаемое слово.

– Вот! – выкрикивает бабушка Нина и ковыляет ко мне. – Вот. Ты вырвал эту страницу из своей книжки. И знаешь, я не удивлена.

Она трясет перед моим лицом пожелтевшим листиком.

– Кажется, настало время восстановить записи. Ты же… отдашь их мне?

И я клянусь ей, кукольной и тощей, что обязательно вернусь. Что мне до безумия нужны шерстяные носки. Что я починю паровоз. Что мне пригодится зубная щетка, которую она так долго хранила.

Дождь усиливается, но я не надеваю капюшон. Промокну? Плевать. Главное – записи под кофтой.

Не скучай, бабушка Нина. И прости свою внучку.

Отрывок из записей Захара Пашка был прав в детстве. Я сумасшедший. Странно, что потом он изменил мнение. Я Кирпич и проломлю череп любому, кто еще раз попытается украсть у меня дочь. Теперь я не сомневаюсь – Бруно убила Тора. Не прощать никогда, ни при каких обстоятельствах – вот чему она меня научила. Я раздену ее до ребер и поцелую – в самое сердце – чтобы сдать экзамен. Наведу ее губы кровью. Тора – маленькая девочка, играющая с людьми, как с пазлами. Она растыкивает нас по комнате, прячет за шкафами и под кроватями. Потому что любит. Но я скормлю ее любовь собакам. Или выкую из нее железную дорогу для своего поломанного паровоза. Я сожгу Торины песни – они безумнее любого дома – и не позволю, не позволю, не позволю ей отнимать у меня дочь. Даже если придется разбить ее Zahnrad.

Отрывок из записей Захара

Пашка был прав в детстве. Я сумасшедший. Странно, что потом он изменил мнение. Я Кирпич и проломлю череп любому, кто еще раз попытается украсть у меня дочь.