– А вы?

– Улетаем в Кельн. Насовсем. И… прости меня, Захар. На самом деле Чайка и магнолии – единственные вещи, которые я ненавижу. Ты отличный ученик.

«А вы отвратительный учитель», – думаю я, но вместо этого произношу:

– Счастливого пути, герр Шульц.

* * *

Меня будит стук в дверь. На часах – семь утра. И все же кто-то торопится, барабанит по рассохшейся древесине.

Я одеваюсь и спешу к незваному гостю, лишь бы матушка не проснулась. Ей нельзя волноваться. А у меня… у меня иммунитет к стрессам. Я отодвигаю щеколду, и в прихожую вламывается Лида – заплаканная, растрепанная.

– Здравствуй.

Я веду ее к себе в комнату.

– Что случилось?

– Извини, что так рано. Мне… не с кем поговорить, а у меня крышу сносит, – морщится Лида. – Я не поехала с ним. И уволилась с завода. Выбрала Сокола. А он… Он даже «Легенды о Zahnrad» забыл, представляешь?

Эти слова слишком огромные, она тонет в них, как в рубашке для великанов. И сама себе не верит.

– Почему не поехала?

– Потому что Сокол меня вылечил. Сокол, не Бруно.

Лида мечется по комнате. Она похожа на мокрого чау-чау – без кокона роскошной шерсти. Без защиты.

– Он не отпустит меня. Заболеет. Я – единственная его надежда. А Бруно… Бруно справится и сам. Он сильный. У нас, у каждого без исключения, есть свой дом. Сгоревший или здоровый – неважно. Кем бы будем, если предадим его?

– Лида, Лида, Лида… – Я преграждаю ей путь и хватаю за плечи. – Ты же счастлива с Бруно, разве нет? Не забывай, что ты тоже герой.

– Трусиха я, вот кто! Мы любим друг друга, но что делать с любовью домов? – Лида отстраняется и подплывает к окну. – А ты не сдавайся, Захар. Ищи Тору. Это глупо – остановиться за шаг до Эйфелевой башни только потому, что сломался светофор.

Мне нечего ответить, поэтому я просто спрашиваю:

– Будешь кофе?