— Почему?.. Кто знает. Я был ей неприятен, — он встал и, повернувшись на пятках, зашагал в сторону болот, оставляя в податливой почве глубокие следы. Вокруг полной его фигуры тут же заплясали комары. Нащупав ногами тропинку, Алёна поспешила следом, стараясь ловить каждое слово. — Пока ты не растворилась в воздухе, я кое-что хочу показать. Если хочешь знать правду, тогда слушай: Мария ушла сразу, как увидела меня. Она очень испугалась. Она выглядела ровно так, как я её описал, взрослая женщина, где-то глубоко внутри всё ещё остающаяся маленькой девочкой, которая спряталась от злой матери в выдуманном мирке.
— То, что она говорила…
— Было плодом моего воображения. Но ведь так всё должно было закончиться, верно?
Он потёр подбородок, водя глазами по сторонам, сказал:
— Всё, что ты видишь, придумано ей, и, надо сказать, она неплохо поработала. Иллюзия всё ещё держится.
Валентин вдруг остановился и что есть силы топнул ногой. Из-под подошвы сапога разлетелись водяные брызги. Кусты шиповника выплюнули какого-то мелкого пушного зверька, который затерялся за поворотом тропы.
— Хочешь узнать, куда делась младшая сестра? И я хотел бы. Одно знаю точно — здесь её больше нет. Когда я увидел Марию, я сказал себе: «Боже как она прекрасна. Она буквально светится изнутри!» У неё была почти прозрачная, нежная кожа, и, кажется, такой же прозрачной была её душа. Сдаётся мне, она просто просочилась сквозь решётку, через которую по каким-то причинам я не могу проникнуть. В момент засыпания я иногда вижу мою темницу… вижу её, как рыболовную сеть. Ячейки этого бредня, — он соединил по два пальца на каждой руке, так, чтобы получился квадрат, — слишком большие, чтобы удержать такую, как она. Но в самый раз, чтобы удержать меня и остальных узников.
— И она ничего вам не сказала? Ни единого слова?
Мужчина обернулся, уставив на Алёну колючие, полные безумия глаза. Его голос приобрёл странные, щёлкающие нотки.
— Назвала меня горбатым человеком, — Валентин сложил на обширной груди руки в гневном жесте. — Так и сказала: «Горбатый человек нашёл меня!»
— Вряд ли ей было дело до ваших физических недостатков…
— Всё это к вопросу о душе. Её душа — душа мечтательного ребёнка, который не успел сделать в своей жизни ничего плохого. Моя же обросла кораллами и полипами. Она тяжела и громоздка, как старая мебель, как выброшенный на свалку кусок покорёженного железа, бывший когда-то автомобилем. Видишь ли, отважный мой спаситель, в дневнике я почти не касался одной важной вещи — моего прошлого. А прошлое и настоящее, как я здесь выяснил, всегда составляют единое целое. Наши поступки, хорошие или плохие, — груз, который мы вынуждены таскать за собой до конца жизни.