Миссис Тернбулл хотела было что-то добавить, но заметила у меня на глазах слезы. Она поспешно отвернулась, точно от места преступления, и отступила к своей квартире, из которой доносились мыльнооперные голоса.

Позже тем же вечером, по всей видимости, устроили какое-то собрание. Я слышал, как мои бабушка, дедушка и тетя вышли и закрыли за собою входную дверь. Я встал, накинул халат, выскользнул из комнаты в коридор. Было слышно, как люди проходят по этажам под нами и спускаются по лестнице вниз. Накатило ощущение, на тот момент моему пониманию не вполне доступное: как будто я — внутри гробницы, а вокруг движутся мертвые. Я вернулся в гостиную и уселся в дедушкино мягкое кресло.

Не знаю, как долго я спал, но, когда проснулся, я мысленно представил себе нижний вестибюль, и жильцов первого этажа, и стеклянную входную дверь, — наверное, в это время ночи она выглядит высоким темным прямоугольником.

«Ну и как они, по-твоему, доберутся до нас из-под земли, если мы на четвертом этаже?» — сказала некогда тетя Эвелин. Я вдруг понял всю двусмысленность этого замечания и вспомнил, как миссис Тернбулл выносила мусор по короткому проходу мимо двери, уводящей в подвальный этаж. Там, внизу, наша кладовка была битком набита старой мебелью, коробками с постельными принадлежностями, инструментами и всем таким прочим. Подвальный этаж с рядами деревянных фундаментных столбов тянулся под зданием по всей его длине; там же стоял огромный бойлер. Я туда спускался всего-то пару раз, с дедушкой, а один — никогда.

Я вышел из квартиры. Снаружи было темно: лампочка перегорела, но из лестничного проема лился свет. Я спустился вниз, в небольшой вестибюль, выводящий в переулок. Посреди него и была дверь в подвал. А в десяти футах от нее — черный ход на улицу; сквозь стекло двери я различал в тусклом свете фонарей кирпичную кладку старой пожарной части.

Я повернул холодную медную ручку подвальной двери. Внизу неярко горел свет; туда уводила видавшая виды лестница. Мне было страшно — но любопытство гнало меня вперед. Шажок за шажком, преодолевая по одной ступеньке зараз, я прокрался вниз.

Подвальное помещение тянулось во все стороны, на сколько хватало глаз; между рядов фундаментных столбов сгустились темные тени.

В этом странном месте посреди голого пола под тусклой лампочкой сидела бабушка. Она неспешно раскачивалась в кресле-качалке с высокой спинкой. В пальцах ее деловито сновали спицы; стоило креслу скрипнуть, и бабушка нервно вздрагивала, а спицы застывали недвижно. Кресло я узнал: его совсем недавно отнесли в кладовку вместе со старыми зимними шинами. Сколько раз бабушка меня в нем качала!