Только лучше.

– Жаклин.

«Неужели мой муж, – подумала она, – действительно зовет меня по имени? Обычно только и слышно, что Джеки или Джек, или вообще ничего».

– Жаклин.

Он смотрел на нее своими большими голубыми, такими детскими глазами, как у того парня из колледжа, в которого она влюбилась с первого взгляда. Но сейчас его взор стал жестче, а у поцелуев появился привкус черствого хлеба.

– Жаклин.

– Да.

– Мне надо с тобой поговорить.

«Беседа? – подумала она. – Сегодня что, праздник?»

– Я не знаю, как сказать тебе об этом.

– А ты попробуй, – предложила она.

И знала, что одной только мыслью может заставить его язык говорить, если бы ей этого хотелось. Заставить сказать то, что она хочет слышать. Может, и слова любви, если бы она могла вспомнить, как они звучали. Но какой в этом толк? Уж лучше правда.

– Дорогая, я немного съехал с катушек.

– Что ты имеешь в виду?

«Да неужели, ублюдок», – подумала она.

– Это все произошло, пока ты была сама не своя. Ну знаешь, когда между нами все замерло, более-менее. Раздельные комнаты… ты хотела, чтобы мы жили в разных комнатах… и я просто с ума сошел от фрустрации. Не хотел тебя расстраивать, и потому ничего не сказал. Но толку нет, если я стану вести две жизни.

– Ты можешь завести интрижку, если хочешь, Бен.

– Это не интрижка, Джеки. Я люблю ее…

Он готовил речь, она уже видела, как та набирала инерцию у него во рту. Оправдания, которые стали бы обвинениями, извинения, которые вечно превращались в нападки на ее характер. И если он разойдется, остановить его уже невозможно. И этого она слышать не хотела.