– Какого эт ты тут творишь? Ссышь на моей улице, парниша?

Это был голос Джона Уэйна, точный до последнего невнятного звука – и прямо у него за спиной. Рики не мог даже подумать о том, чтобы обернуться. Этот чувак точно ему башку прострелит. Были в его голосе эти угрожающие нотки, так и говорящие: «Я готов к бою, давай, рискни». У ковбоя было оружие, а Рики держал в руке лишь свой член, который не шел ни в какое сравнение с пушкой, даже если бы не падал.

Он очень осторожно засунул ствол в штаны и застегнул молнию, а потом поднял руки. Подрагивающий в воздухе туалет вновь исчез. Завыла буря, с уха закапала на шею кровь.

– О’кей, парниша, а ну-ка снимай кобуру и бросай ее на землю. Слышишь? – спросил Уэйн.

– Да.

– Медленно и аккуратно – и держи руки так, чтобы я их видел.

Черт, да этот чувак и правда в образе.

Медленно и аккуратно, как и требовал мужчина, Рики расстегнул ремень, вытянул его из петель джинсов и бросил на пол. Ключи должны были звякнуть о кафель, и он молил Бога, чтобы так и случилось. Но хрен ему. Послышался глухой стук, с которым металл касается песка.

– О’кей, – сказал Уэйн. – Ты ведешь себя уже лучше. Что скажешь в свое оправдание?

– Прошу прощения? – оторопело произнес Рики.

– Прощения?

– За то, что ссал на улице.

– Не думаю, что одних извинений достаточно для искупления, – сказал Уэйн.

– Но мне правда жаль. Это была ошибка.

– Мы здесь по горло вами, чужаками, сыты. Обнаружил того пацана со спущенными штанами – он делал кучу посередине салуна. Так я считаю, что это грубо! Кто вас, сукины вы дети, только воспитывал? Этому они вас учат в ваших модных восточных школах?

– Мне нет прощения.

– Это верно, черт тебя дери, – протянул Уэйн. – Пацан с тобой?

– Образно говоря.

– Это что еще за модные словечки? – Он ткнул пушку Рики в спину – по ощущениям она была вполне настоящей. – Вы вместе или нет?

– Я, значит…