Метрах в десяти от дома заканчивался асфальт, и дальше вилась пыльная грунтовая узкоколейка, упирающаяся, судя по всему, прямиком в калитку. По этой узкоколейке шла тетя Валя – шла от дома ведьмы. Выглядела она странно: лицо было бледное, будто без единой капли крови, руки болтались вдоль тела, губы тряслись, да и вся тетя Валя тоже тряслась.

– Плачет она, – шепнул Егор.

Остановились в стороне, не решаясь сойти с тропинки. Сдвинулись под ветви липы, в серость.

Тетя Валя прошла мимо, не заметив ребят. Действительно, плакала. Старые тапки на ногах шаркали, поднимая пыль. А еще руки у тети Нины были расцарапаны, и из царапин капала кровь. Только сейчас Антон заметил две тонкие прерывающиеся красные линии в пыли, убегающие в сторону дома бабки Глаши.

В этот момент ему совершенно расхотелось куда бы то ни было соваться.

Тетя Валя скрылась за поворотом, какое-то время было слышно только шарканье, но потом и оно затихло.

– Пойдемте, – шепнул Егор и первым зашагал по тропинке к дому.

– И что делать будем? – спросил Антон, догоняя Егора.

– Калитка открыта, видишь? Заглянем внутрь, посмотрим.

– А если бабка действительно, ну… того.

– Что? Ребенка ест? Тогда свалим отсюда на фиг и в милицию позвоним. Будь она хоть какой ведьмой, а если ее поймают с поличным, не отвертится.

– Если только она нас раньше не поймает…

Егор повернул к Антону остроносое взволнованное лицо.

– Ты испугался, что ли? Такой большой, накачанный и испугался старуху?

– Нет. Просто мозгами пораскинул. Даже если ничего такого там нет, что мешает ей взять хворостину и тоже нас отлупить?

– Ну и ты сразу растаешь, если тебе пару ударов перепадет? Кончай ныть. Пошли. Кто последний – тот мертвец.

Егор зашел первым, за ним Антон, осматриваясь. Филипп замешкался у ворот.

– Что-то живот заболел, – испуганно произнес он.

Небольшой ухоженный двор вроде бы был пуст.

Тень от крыши наискосок разрезала щербатый асфальт. На проволоке висело сохнущее белье, чуть поодаль стоял деревянный стол, сразу за ним высилась кирпичная летняя кухня. А из приоткрытого окна кухни на Антона смотрела бабка Глаша.