В том году огромная страна отмечала семидесятилетний юбилей, не ведая, что конец близок, а маленькая Катя Рощина, которой недавно только сравнялось пять, впервые столкнулась с нечистой силой. Случилось это, когда они с мамой навещали бабушку.

Мама не очень любила ездить к бабушке. Наверное, потому, что это была папина мать, а не ее. Своей у нее не было. А вот Катя всегда радовалась этим поездкам. Жизнь у бабушки напоминала сказку, жутковатую и в то же время безумно интересную; даже ее деревянный домик в старой части города у реки, обнесенный высоким забором с калиткой и утопающий в зелени, казался привыкшей к четырехэтажкам Кате избушкой Бабы-яги, разве что курьих ножек не хватало. Бабушка и сама была немного Бабой-ягой – так во всяком случае поговаривали жители окрестных домов, не расплескавшие еще деревенской закваски. Папа вообще говорил, что есть в бабушке частица черта. Мама ни в частицу черта, ни в целых чертей не верила.

Как и положено владениям Бабы-яги (ведь где-то же надо парить заезжих Иван-царевичей!), посреди просторного бабушкиного двора стояла банька – маленький дровяной сруб с торчащей на крыше короткой трубой. Мама смотрела на это богатство с нескрываемой завистью: наверное, единственным приятным воспоминанием из ее приютского детства были походы в городскую баню. А тут – настоящая, деревенская. Но бабушка отчего-то вредничала.

– Обойдешься, Галочка! У тебя дома ванная есть! – насмешливо сказала она, когда мама завела разговор о баньке. И отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Да только мама – детдомовская девчонка, а стало быть – упрямая. И вот однажды, когда бабушка отлучилась, мама взяла мыло, мочалку, пару полотенец и решительно объявила:

– Вот сейчас, Катёна, мы с тобой и попаримся!

Кате уже и самой интересно было: чем это мыться в баньке настолько лучше, чем в ванне? А если бабушка узнает и рассердится – не беда: не съест же она их!

И там действительно оказалось здорово. Понравились Кате и густой полумрак, едва рассеиваемый светом из прорубленного под крышей оконца, и жаркий воздух, напоенный ароматом ошпаренной листвы, и как с шипением валили от печки пушистые белые клубы пара, когда мама плескала мятной настойкой на раскаленные камни. И поливать друг дружку из ковшика тоже было весело, а еще веселей – наотмашь хлестать маму березовым веником. Мама, впрочем, тоже не оставалась в долгу!

Вскоре Катя совсем расшалилась: с веселым визгом она носилась по тесной парной, а мама, раскрасневшаяся, мокрая, звонко хохочущая, норовила огреть ее веником по попе. Рыжие мамины волосы рассыпались влажными прядями по веснушчатым плечам, отчего она стала походить на русалку.