УжасыСамая страшная книга 2021стр 222
Светлый фон
Тетрадь сия – ужасный плод моего легкомыслия. Учась в Петербургской Академии художеств, я беспрестанно сравнивал себя с другими, более успешными художниками, и тем самым отравил себе душу настолько, что в конце концов не смог работать, скатился в жизнь самую разгульную и однажды так проигрался, что мне пришлось продать не только все свои картины, но и холст, и краски, и вовсе остаться без угла. В довершение всего меня исключили из Академии, и я бы, верно, бросился с моста, если бы один из моих тогдашних сомнительных приятелей не подсказал мне способ избавления от моих бед. Следовало всего-то явиться к одному старцу в окрестностях Петербурга, жившему в погоревшем скиту, и принести с собой какой-нибудь важный предмет, без которого не мыслишь свою жизнь.

Я отважился прийти, но с порога сказал, что мне нечем платить и я готов отдать долг позже. «Всенепременно отдашь», – сказал старец. С виду он был обычный отшельник, избравший себе жильем полусгоревшую халупу. Внутри скита было голо, черно, воняло застарелой гарью, пылал очаг, над которым была изображена зубастая рыбина вроде щуки. Старец взял то, что я принес, – тетрадь для эскизов, потому что именно такая вещь художнику важнее всего. Старец бросил ее в огонь очага, что-то пробормотал над ней, вернул мне ее обгоревшую и рассказал, что отныне я могу рисовать и писать в ней свои желания, любые, какие захочу, но всегда должен платить по выставленному счету. Я возразил, что Бог вряд ли так мелочен, чтобы выставлять счет, а самому старцу я заплачу позже; тот лишь рассмеялся и сказал, что с ним-то я в расчете и чтобы я сюда больше не приходил. Мне стало жутко, но дело было сделано. Лишь выходя из скита, я осознал, что там было пугающего: в темноте не сразу было заметно, но иконы в красном углу были вовсе не иконами, а просто темными досками с круглыми дырами в них, края дыр были утыканы иглами, так что получалось вроде распахнутых зубастых пастей.

Я отважился прийти, но с порога сказал, что мне нечем платить и я готов отдать долг позже. «Всенепременно отдашь», – сказал старец. С виду он был обычный отшельник, избравший себе жильем полусгоревшую халупу. Внутри скита было голо, черно, воняло застарелой гарью, пылал очаг, над которым была изображена зубастая рыбина вроде щуки. Старец взял то, что я принес, – тетрадь для эскизов, потому что именно такая вещь художнику важнее всего. Старец бросил ее в огонь очага, что-то пробормотал над ней, вернул мне ее обгоревшую и рассказал, что отныне я могу рисовать и писать в ней свои желания, любые, какие захочу, но всегда должен платить по выставленному счету. Я возразил, что Бог вряд ли так мелочен, чтобы выставлять счет, а самому старцу я заплачу позже; тот лишь рассмеялся и сказал, что с ним-то я в расчете и чтобы я сюда больше не приходил. Мне стало жутко, но дело было сделано. Лишь выходя из скита, я осознал, что там было пугающего: в темноте не сразу было заметно, но иконы в красном углу были вовсе не иконами, а просто темными досками с круглыми дырами в них, края дыр были утыканы иглами, так что получалось вроде распахнутых зубастых пастей.