Украденное черное платье шелково блестит в золотистом свете. Оно так гадко, так отвратительно ей впору.
– Как вы могли? – шепотом спрашиваю я, но в моем голосе не чувствуется угрозы, он надломлен и разбит. Вырублен под корень. – Как вы могли с ней это сделать?
Герцогиня печально улыбается. Виньетка зевает. Кексик и Жуткая Кукла сердито смотрят на меня из-за своих вуалей.
–
– А как насчет того, что сделала
– Да, как предательница!
– Причем ты предала
– Неудивительно, что твоя «подружка» смылась или умерла, или ее убили, насрать. Мы не будем притворяться, что хотя бы приблизительно представляем себе, чем ты там занималась в своей маленькой убогой комнатенке, Саманта. В смысле, мы-то можем, но у нашего воображения есть границы.
Они улыбаются так, что становится ясно – они видели, как я танцевала на крыше. Они знали, что у меня появился друг. И наблюдали за тем, как я влюбляюсь в этого человека, не подозревая, что сама же его и сотворила. Комната слегка расплывается, потом проясняется, но тут же расплывается снова. Ковер, на котором я стою, такой мягкий и пушистый, что я не чувствую под ним пола.
– Мы
Ручка топора в моей руке становится скользкой. Мой взгляд по-прежнему устремлен на нее, как дуло пистолета.
– Вы убили ее, мать вашу. Я знаю, что вы ее убили.
Герцогиня смотрит на меня так, словно ей меня жаль. По-настоящему. Но на самом деле нет. На самом деле ей ни капли не жаль!