– Саманта, мы просто в шоке от того, до каких крайностей ты любишь доходить.

– Но одно дело дойти до края и совсем другое – сорваться с него, не находишь?

– Туда, откуда тебя не вытащат даже твои «друзья».

– Или настоящие люди.

– В смысле пойми, Саманта, если ты сама не научишься отличать реальность от выдумки, мы не сможем тебе помочь.

– Правда, не сможем, милочка.

– Настоящий автор, настоящий художник чувствует разницу. Я помню, как читала, что в этом и состоит разница между гением и сумасшедшим. Кажется, еще в старшей школе. По крайней мере, в моей школе такому учили.

– Саманта, честное слово, – продолжает Герцогиня. – Я уверена, если ты вдумаешься как следует, заглянешь себе в душу, так сказать, ты и сама это увидишь. Поймешь, что в итоге все к лучшему.

– Да, очень даже к лучшему, милочка.

– В смысле мы, конечно, считаем, что надо быть собой, но все же. Рано или поздно этому нужно было положить конец, не так ли? Ты совсем скоро выйдешь отсюда в реальный мир. А туда не заберешь с собой все эти… приложения.

И в этот момент меня осеняет. Сегодня в ее гостиной не видно ни одного мальчика-зайчика. Комната так чиста, что пыли нет даже в уголках плинтусов. Нет чашек с недопитым кофе, нет «эльфийской пыли» и жеваных цветов на полу. Из подвала сквозь половицы не поднимается, точно жар, жалобный вой «мальчиков», который в первый раз напугал меня до чертиков, а после приходил ко мне в кошмарах и мучил желанием спуститься в под… о нет-нет, Зайка, стой, туда не ходи! Оставь. Не обращай внимания… И в итоге я научилась не обращать, научилась не слышать, фильтровать этот звук, как какой-то белый шум. Не осталось ничего. Кроме заек. И меня. Кроме роскошной гостиной, где мы стоим. Пастельной, мать ее, до боли в зубах. А в окна тем временем пробирается рассвет. Сначала один розовый пальчик. Затем другой.

И тут я понимаю.

Я не могу их убить.

Правда. Не могу.

Улыбка Герцогини меняется. Озаряется торжеством – ведь она знает, о чем я думаю. Хотя нет, погодите, не торжеством. Она становится мечтательной. И сама Герцогиня выглядит так, словно внезапно провалилась в прекрасный сон. Все они. Их сокрытые вуалями лица наполняются светом. Точно за моей спиной вдруг выросла радуга.

Я оборачиваюсь. Макс. Они увидели в окно гостиной, как он щелкнул зажигалкой и закурил. Как пламя зажигалки выхватило из мрака его точеное лицо. А затем оно снова потонуло во мраке, и остался лишь тлеющий яркий кончик его сигареты. Постепенно удаляющийся прочь.