Как часто она любовно проводила пальчиком по этим самым родинкам, сидя с Лестером на крыльце! Как часто она целовала их, когда он гладил ее грудь (закованную в плотный бюстгальтер «Дж. С. Пенни», надеваемый как раз для таких любовных посиделок на заднем крыльце) и нашептывал ей на ушко обещания вести себя скромно и не преступать черту!
Точно, это был Лестер. Часы можно снять и надеть, а вот родинки — нет... Ей вспомнился отрывок старой песенки в стиле диско: «Плохие девчонки... ту-ду-ду... биип-биип...»
— Шлюха, шлюха, шлюха! — прошипела она, уставясь на фотографию, с какой-то странной порочной хрипотцой. — Как он мог к ней вернуться? Как?
«Может быть, потому, — сказал новый голос, — что она позволяет ему делать то, чего не позволяешь ты?»
Грудь Салли приподнялась; слегка лязгнув зубами, она сделала глубокий судорожный вдох.
Но они же в баре! Лестер не...
Потом она сообразила, что вопрос носит весьма вторичный характер. Если Лестер встречается с Джуди, если он обманывает ее насчет этого, то врет он, что не пьет пиво, или нет, это уже не столь важно, верно?
Дрожащей рукой Салли отложила фотографию и достала из конверта сложенный листок. Это был обычный лист почтовой бумаги персикового цвета с узорным краем. Когда она вытащила его, от него слабо запахло чем-то пыльным и сладким. Салли приложила его к носу и глубоко вдохнула.
— Шлюха! — крикнула она хриплым, стонущим голосом. Если бы Джуди Либби оказалась сейчас перед ней, Салли набросилась бы на нее и расцарапала всю ее физиономию, хоть и стригла ногги коротко. Ей очень хотелось, чтобы Джуди оказалась здесь. И Лестер тоже. Он нескоро сумел бы сыграть в регби после того, как она разобралась бы с ним. Очень нескоро.
Она расправила письмо. Оно было коротким, написано школьной скорописью.