ПРОЧТИ ЭТО СРАЗУ — ТЫ, ПАПИСТСКАЯ ШЛЮХА, — гласила напечатанная заглавными буквами надпись на конверте.
С бешено колотящимся в груди сердцем и давлением, подскочившим до луны, Миртл выскользнула на цыпочках из Зала Дочерей Изабеллы. Она на мгновение задержалась снаружи, прижав руку к обширной груди и стараясь перевести дух, и...
Увидела, как кто-то торопливо выходит из Колумбус-холла, находившегося прямо за церковью.
Это была Джун Гауникс. Она выглядела такой же испуганной и виноватой, какой ощущала себя Миртл. Женщина так поспешно соскочила со ступенек, что едва не упала, и торопливо пошла к одинокой «тачке» на стоянке, выбивая низенькими каблучками быструю дробь по асфальту.
Она подняла взгляд, увидела Миртл и побледнела. Потом она вгляделась пристальнее в лицо Миртл и... все поняла.
— Ты тоже? — тихо спросила она. Странная ухмылка — веселая и в то же время гаденькая — озарила ее физиономию. Такое выражение бывает на лице обычно послушного ребенка, который, сам не понимая зачем, подложил дохлую мышь в ящик стола своей любимой учительницы.
Миртл ощутила, как точно такая же ухмылка растягивает ее собственные губы. Тем не менее она попыталась изобразить непонимание:
— Ради Бога! Я не знаю, о чем ты!
— Знаешь. — Джун быстро огляделась вокруг, но кроме двух женщин в этот странный полдень поблизости никого не было. — Мистер Гонт.
Миртл кивнула и почувствовала, как ее щеки ярко и непривычно вспыхивают.
— Что ты купила? — спросила Джун.
— Куклу. А
— Вазу. Самую потрясающую вазу клуазонне[18] на свете.
— А что ты там делала?
Смущенно улыбнувшись, Джун парировала:
— А
— Да так, ерунда. — Миртл оглянулась на Зал Дочерей Изабеллы и фыркнула. — В любом случае какая разница? Они всего лишь католики.
— Это верно, — ответила Джун (сама — бывшая католичка) и направилась к своей машине. Миртл не просила ее подвезти, а Джун Гауникс — не предложила. Миртл торопливо пошла прочь со стоянки и даже не подняла взгляд, когда Джун промчалась мимо нее в своем белом «сатурне». Все, чего хотелось сейчас Миртл, это пойти домой и вздремнуть, прижав к себе любимую куклу, а главное — поскорее забыть о том, что она сделала.