Он распахнул дверцу машины, и, когда вылез под проливной дождь, в левой руке у него все еще была зажата фальшивая банка из-под орешков. Теперь, немного отстранившись от опасных всплесков сентиментальности, он почти изумленно вспомнил, как противился этой покупке. Всю свою жизнь он восторгался магией, и, конечно же, будь он мальчишкой, его заворожил бы фокус со змейкой в банке орешков. Так почему же он так недружелюбно разговаривал с Тоддом, когда мальчик хотел купить ее, а потом притворился, что не замечает, как обиделся его сын? Была ли это ревность к молодости Тодда и непосредственности его восприятия? Или неспособность вспомнить свой интерес к простым вещичкам? Или...

Он не знал. Он знал лишь, что это был именно тот трюк, который понял бы мистер Гонт. И он хотел иметь этот трюк под рукой.

Алан нагнулся в машину, вытащил из маленькой коробки с инструментами, лежащей на заднем сиденье, фонарь, а потом прошел мимо «такера-талисмана» мистера Гонта (по-прежнему не замечая его) и нырнул под зеленый тент «Самого необходимого».

8

«Ну, вот я и здесь. Наконец-то я здесь».

Сердце у Алана билось гулко, но размеренно. В его воображении лица его сына, его жены и Шона Раска, казалось, слились воедино. Он снова взглянул на табличку и толкнул дверь. Она была заперта. Над головой у него трепыхался и хлопал на ветру брезентовый тент.

Коробку из-под орешков «Тейсти-мунч» он, выйдя из машины, сунул в карман рубахи. И теперь он дотронулся до нее правой рукой и, казалось, ощутил от этого прикосновения какое-то необъяснимое, но вполне реальное успокоение.

— Ладно, — пробормотал он. — Готов я или нет, но вот я здесь.

Он перевернул фонарь и рукояткой разбил стекло в двери. Он приготовился услышать вой сигнализации, но никаких звуков не последовало. То ли Гонт не включил ее, то ли ее вообще не было. Он просунул руку в дыру и нажал на ручку внутри. Она опустилась, и впервые Алан Пэнгборн переступил порог «Самого необходимого».

Первое, что его поразило, это запах; застоявшийся, густой и пыльный. Это был запах не нового магазина, а места, куда никто не заходил в течение многих месяцев или даже лет. Держа револьвер в правой руке, левой он посветил фонарем вокруг. Свет выхватил голые стены, голый пол и несколько застекленных шкафов. Шкафы были пусты, все товары исчезли. Все было покрыто толстым слоем пыли, и пыль нигде не была тронута ни единой отметиной.

Здесь долго, очень долго никого не было.

Но как это возможно, если на протяжении всей недели он видел входящих и выходящих людей?

Потому что он вовсе не человек. Потому что голос дьявола что мед для ушей.