Светлый фон
Я не пожалел никого. Мы сразу решили: ляжем костьми, но не дадим тебя спруту, – Макабр поднял револьверы и взвел курки. – У меня больше нет цирка.

Проверю тебя просто, – теперь Макабр не смотрел ему в глаза, рыскал взглядом. – Этим прекрасным людям не удалось до тебя добраться. Но я имею терпение.

Проверю тебя просто, – теперь Макабр не смотрел ему в глаза, рыскал взглядом. – Этим прекрасным людям не удалось до тебя добраться. Но я имею терпение.

Бойки почти одновременно боднули капсюли. Рэнджа будто лягнула лошадь. Он отлетел к стене. Две смятые пули зазвенели об пол. По груди Ньютона расползалась тонкая изумрудная паутина. Она быстро тускнела, растворяясь в обычном цвете кожи. Рэндж кривился от боли. Но был невредим.

Бойки почти одновременно боднули капсюли. Рэнджа будто лягнула лошадь. Он отлетел к стене. Две смятые пули зазвенели об пол. По груди Ньютона расползалась тонкая изумрудная паутина. Она быстро тускнела, растворяясь в обычном цвете кожи. Рэндж кривился от боли. Но был невредим.

– Ты ему нужен, – удовлетворенно сказал Макабр, опуская курящиеся стволы. – Живой. Значит, шанс есть.

Ты ему нужен, – удовлетворенно сказал Макабр, опуская курящиеся стволы. – Живой. Значит, шанс есть.

Человек по имени Свет

Человек по имени Свет

Лайт Филлсон молился телевизору.

Тот показывал что угодно, только не федеральные каналы. В какой-то момент Лайту показалось, что у него окончательно прокисли мозги, пока он не начал угадывать в происходящем на экране некую многозначительную систему.

Куски мозаики по-прежнему не складывались, но Лайт согласился на малое – смести осколки в единую кучу и уже потом разбираться, что к чему.

Строгий отец приводит дочь на ярмарку.

Лайт видит цыганку. У нее огромные лошадиные ноздри, из которых торчит седой жесткий волос. В углу рта растет зерненная, как ежевика, бородавка. Старуха пытается выглядеть отталкивающе, но образ ломают неожиданно добрые, глупые глаза. Мужчина дает ей цент. Цыганка старательно отрабатывает гонорар, мнет в руках ладошку-лодочку девчушки, как вдруг на старуху нисходит. Глаза стягивает губительной темнотой, во рту закипает желтая пена. Пальцы обхватывают запястье ребенка и чуть не выворачивают его из сустава. Отец вмешивается. Повышает голос. Перехватывает руку дочери… и падает на колени. Цыганка не отпускает его горла. Ноги мужчины скребут по земле. В глазах – мольба и боль. Страх вышел вон. Девочка бледна, но не показывает испуга. Цыганка наклоняется к ее уху и начинает шептать. Телевизор нем, но кто-то щедрый начинает водить пальцем по пыльному экрану: «Ты станешь невестой Бога. Твоя кровь смоет старый мир». Глаза отца закачены, он бьется в руке пророчицы, но каждый его рывок слабее предыдущего. Цыганка отпускает их одновременно. Мужчина падает и ломается в конвульсиях. Шрам на его виске наливается багряным пульсирующим цветом. Девочка бросается на помощь. С трудом взваливает отца на себя, пытается увести. Он отталкивает дочь, вырывает руку, бьет цыганку тростью. Лайт видит, как раскалывается кость и кровь брызжет звездой во все стороны. Женщина падает. Мужчина подскакивает к телу и обрушивает на него шрапнель ударов. Девочка рыдает. Лицо цыганки несколько раз меняет маски. Безмятежность. Торжество. Сомнение. Уныние. Смерть. Кажется, цыганка обманулась в своих предсказаниях. Отец оборачивается к дочери. Безумие дотлевает в его глазах. Он хватает ее за волосы и тащит к далекой выгнутой кромке моря.