Светлый фон
Руки Ньютона висели плетьми, они двигались вместе с телом, но были равнодушны к его приказам. Так человек не властен над своими волосами или ногтями.

Рэндж провожал карлика, пока тот не закатился. Смерть скомкала красоту его губ, они треснули и мгновенно зачерствели.

Рэндж провожал карлика, пока тот не закатился. Смерть скомкала красоту его губ, они треснули и мгновенно зачерствели.

В тесных коридорах трупы громоздились волнами.

В тесных коридорах трупы громоздились волнами.

Некоторые тела дышали или шевелились, но Рэндж не знал, как облегчить их страдания.

Некоторые тела дышали или шевелились, но Рэндж не знал, как облегчить их страдания.

Вынужденное смирение размалывало волю в муку.

Вынужденное смирение размалывало волю в муку.

«Это не мой Путь! Я не могу так! Не делать! – кричал Ньютон внутри своей головы, разбивая кулаки о стену молчания. – Слово! Верни хотя бы слово! Дай мне сказать, что я – против!»

«Это не мой Путь! Я не могу так! Не делать! – кричал Ньютон внутри своей головы, разбивая кулаки о стену молчания. – Слово! Верни хотя бы слово! Дай мне сказать, что я – против!»

Но его удел был чище прочих.

Но его удел был чище прочих.

Прямая линия.

Прямая линия.

Идти и молчать.

Идти и молчать.

Еще двое карликов сцепились у террасы с садом. Жизнь еще бурлила в них. Один оставлял позади бурую дорожку кишечника, но тянулся, догонял, втыкал крошечный нож в ногу, бедро, спину уползающему карлику. Ноги второго, выломанные, сплющенные в ласты, тащились за ним жуткими придатками. Рэнджу захотелось отсечь их, вычеркнуть, настолько нелепо и чужеродно они смотрелись.

Еще двое карликов сцепились у террасы с садом. Жизнь еще бурлила в них. Один оставлял позади бурую дорожку кишечника, но тянулся, догонял, втыкал крошечный нож в ногу, бедро, спину уползающему карлику. Ноги второго, выломанные, сплющенные в ласты, тащились за ним жуткими придатками. Рэнджу захотелось отсечь их, вычеркнуть, настолько нелепо и чужеродно они смотрелись.

Оба почуяли Ньютона прежде, чем он вышел к саду.